— Так что же, Эрих, — спросил я, — ты очень боишься смерти, которую тебе обещали на той стороне?
— Нет, — просто ответил он. — Туда я больше не вернусь, надо как-нибудь здесь устраиваться…
— А не съездить ли тебе в полицейское управление и там рассказать обо всем, что с тобой было?
— Поехали, Ганс? — оживился Эрих.
— Нет, подождите. Не к чему торопиться. Сначала давайте пообедаем вместе. А то вот мы с Гансом давненько дружим, но от наших угощений он всегда увертывается. Пошли!
За столом мальчики весело шутили.
После обеда они вышли во двор и уселись на мотоцикл. Я вынес письмо, аппарат и бумаги Эриха и вручил ему.
— А если я струшу перед смертью и убегу со всем этим багажом? — сказал Эрих, по-озорному блеснув глазами.
— Будем знать, что ты трус, но убивать тебя все равно не обещаем, если ты даже попадешься к нам еще раз, — сказал я как можно серьезно. — Только никуда ты не убежишь: через линию тебя не пустит Таранчик.
Мальчики насупились и молчали. Вокруг нас собрались солдаты.
— Уезжаешь, хлопчик? — спросил Эриха Жизенский. — Ну, до свидания. Смотри, больше мне не попадайся!
Все стали прощаться с ним.
— Будь счастлив, Эрих, и подумай обо всем, — сказал я. Он задержал мою руку в своих, вздохнул.
— Спасибо, господин лейтенант, за все, — тихонько сказал он и толкнул Ганса в бок, тот включил скорость, дал газ. Из глушителя вылетел клубок беловатого дыма, и мальчики умчались.
Вечером этого же дня мы лежали на своем излюбленном месте в саду. Слушали по заявкам солдат передачу из Берлина. Земельный и Соловьев, лежа перед шахматной доской лениво переставляли фигуры. Фролов перелистывал журнал. Жизенский, сидя на траве и привалившись спиною к стволу яблони, пришивал подворотничок.
Вдруг из репродуктора полились звуки знакомой песни:
Давно мы дома не были,
Цветет родная ель,
Как будто в сказке-небыли
За тридевять земель.
Перестали двигаться на доске шахматы, прекратилось шуршание журнальных страниц, замерла в руках Жизенского игла…
Из сада ушли, когда стемнело.
В пятом часу утра меня разбудил дежурный и сообщил, что по телефону приказано ждать смену часам к восьми утра.
— Поднимайте всех, — приказал я и быстро оделся.
Хозяйство наше было невелико, и мы свернули его до рассвета. Завтрак еще не был готов. Солдаты от нечего делать собрались в столовой, потому что только там оставалось все на своих местах. Во всех других комнатах было то, что бывает во всякой квартире, когда из нее уезжают жильцы.
— А давайте пока сходим к Таранчику, простимся, — предложил Карпов. И мы пошли. Пошли не как солдаты, не строем, а по-товарищески, тесной группой.