— Значит, наш пациент сам создает мир, в который мы сейчас попадем? — Она потянула себя за длинный кудрявый локон и принялась в задумчивости накручивать его на палец.
— Все гораздо сложнее. Человек влияет на свое пространство, оно отражается на нем и на нас, а вся остальная огромная сфера сновидений, частью которой является сон этого человека, переделывает все, что нас окружает, по своим законам.
— Какие это законы?
— Я буду рассказывать тебе постепенно.
— Что, если человек обожает, например, фильмы про космос — мы стали бы двумя космодесантниками?
— Не исключено.
Девушка рассмеялась:
— Хорошо, я жрица обмана и сумасшествия. А кто ты, вестник света?
— Убийца.
Она уставилась на меня с глубочайшим недоумением. В серых глазах отразилось мое перевернутое лицо.
— С чего ты взял?
Я показал ей татуировку на своем запястье. Изогнутый, зазубренный нож.
— Орудие мойры Атропы, перерезающей нить человеческой жизни.
— Но почему…
— Твоя версия?
Хэл задумалась, покусывая нижнюю губу.
— Он хочет умереть, — произнесла она наконец уверенно. — И не может. Хочет прекратить страдания, но заперт в палате и в своем теле.
— Верно. Я — избавление для него.
— Так ты все-таки должен убить его?
— Освободить. Выпустить из безумия, в которое он заточен. А как мне придется это сделать, пока не ясно.
— Ты уже делал нечто подобное?
— Да.
— Ну, тогда ладно. Идем?
— Ты готова?
— Готова.
Я распахнул тугую створку. За ней была глубокая, влажная ночь, подсвеченная редкими желтыми фонарями. Мы шагнули в нее одновременно…
…и я едва успел выхватить Хэл из-под колес огромной повозки, подобной тем, какие ездили по улицам наших городов пару тысяч лет назад.
— Это что еще такое?! — воскликнула девушка, переводя дыхание.
— Колесница-бига, — ответил я, не спеша выпускать из рук талию спутницы.
— Мом тебя побери! — произнесла она тихо, но эмоционально, также не торопясь отстраняться.
Громоздкое сооружение, скрипя колесами, медленно катило по неровной мостовой, подскакивая на мокрых камнях. Две понурые лошади тащили его. Возница, с ног до головы закутанный в черный плащ, оглянулся и недвусмысленно погрозил нам кнутом.
Мы стояли в начале узкой улицы. С обеих сторон возвышались старые деревянные дома. В темноте они казались ненадежными, ветхими, шаткими конструкциями. Как попало сложенными детскими кубиками с криво прорезанными окнами. Верхние этажи нависали над нижними и грозили свалиться на мостовую, рассыпаясь трухлявыми досками. Фонари были разбросаны по фасадам так, словно их развешивали безумцы. Одни круглые кованые светильники оказались привинчены на уровне колен, освещая куски мокрой мостовой, другие на высоте человеческого роста, следующие застряли между первым и вторым этажом, а некоторые забрались под самую крышу.