Десятник напрягся, его люди вокруг взялись за оружие. А я продолжал:
— Я-то не душегубствовал, не убивал его. Да и не мог никак — ты же сам всё видел. Но вот же ж… Тут дело такое… Заборонено мне покупать хоть какого человека, холопа ли, робу ли, христианина ли, поганого… дороже 2 ногат за голову.
Народ вокруг… удивился. Десятник подозрительно меня рассматривал. Но я же не убегаю, не отнекиваюсь — бить-хватать… вроде нет причины.
— И кто ж на тебя такую… епитимью наложил?
Несколько издевательский тон вопроса не мог скрыть его растерянность.
«Епитимья», как известно — церковное наказание. Это «правильное» слово в «правильном поле ассоциаций».
— Кто-кто… Об высших силах слышал? А про «Покров Богородицы»? А чего спрашиваешь тогда?
Я старательно поправил свою косыночку и накрылся шапочкой.
Начнут приставать — отопрусь. «Ваньку поваляю», придурок я. Верую в Пресвятую Богородицу! А что, нельзя?
Мне лжа заборонена, ни слова неправды!
Кто мне, Ивашке-попадашке, есть «высшая сила» более высокая, чем я сам? — А никто! Две ногаты я себе сам и установил. Просто потому, что в самом начале меня лекарка Юлька боярыне Степаниде Слудовне в Киеве за такие деньги продала. Меня! Ну и кто тут, во всём этом мире, может быть дороже?
— Я-то думал, за нарушение заповеданного — мне какое наказание будет. А оно, вишь ты как — по продавцу ударило. По деньгам плаченным. Не хорошо это. Опасно. Как бы оно и дальше не пошло. Ну, знаешь же — как в Библии сказано: по четвёртое колено. Охо-хошеньки… Вот же забота-несчастие… И как отмаливать — ума не приложу.
Я ещё раз, уже вдумчиво, перекрестился на крест ближайшей церковки. Под наряжено-растерянным взглядом десятника.
Тут самое главное — не рассмеяться. А то будет как с тараканами в бородатом анекдоте:
«— Тараканов в доме полно. Как бы вывести?
— Да просто! Пришёл домой и командным голосом: — Тараканы! Пошли вон! — они испугаются и уйдут. Главное: не смеяться.
Через день:
— Ну, как? Ушли твои тараканы?
— Нет. Пришёл, сказал. Они испугались, в колонну построились и за порог. Так смешно маршируют. Я и засмеялся. А последний как закричит: — Братва! Назад! Хозяин пошутил!».
Я не рассмеялся, а скорбно возвестил окружающим:
— Люди добрые, пойдём-ка мы до дому. Столбовой боярин Аким Янович Рябина ныне на постое стоит на подворье покойного кречетника. Ежели что — зовите. Чем могу — помогу. Ну, бывайте здоровы.
Десятник как-то дёрнулся. Но… не бегут же. Серьёзные люди, вон сколько серебра высыпали. Боярина отпрыск, слуги его…
И главное: как?! Ведь своими же глазами видел… И ещё куча народу, на кресте поклянутся. Недоросля этого винить… так не поверит никто. Смеяться будут. Как-то оно… странно. А может, просто обрадовался дед такой продаже? Вот сердце-то…