Но Рафаэлю садиться не хотелось.
— Они здесь выпивают вдвоем! — загудел он и трагическим жестом показал на высокие бокалы, в которых таял лед. — И еще как выпивают! — только теперь он свалился на стул, который угрожающе покачнулся.
За его спиной появился официант с маленьким подносом, на котором стояла пузатая рюмка, наполненная коричневатой жидкостью.
— Унесите этот коньяк. Пан больше пить не будет, — сказал официанту Янда. — Вы же знаете предписание. Принесите ему кофе.
— Всюду слышу: кофе, кофе, — с насмешкой в голосе Произнес Рафаэль. — У одного приятеля был этот… попугай. Он все время кричал: «Кофе, кофе!» Больше ничего не умел.
Художник склонил голову и как будто задремал. А сам в это время с пьяным лукавством одним глазом стал рассматривать Эмилу.
— Значит, ты нашла, наконец, себе хахаля, — сказал он доброжелательно. — Правда, полицейский, но все-таки мужчина…
Эмила глубоко вдохнула воздух и открыла было рот, но сдержалась и крепко сжала губы. Взяла со стола сигареты, зажигалку и сунула их в карман.
— Вынуждена попрощаться с вами, пан капитан, — произнесла она с достоинством. — Благодарю за приглашение и приятное общество.
— Минуточку, Эмилка, я иду с вами, — Янда кивнул официанту, который приближался к ним с чашкой. — Посчитайте нам, пожалуйста. И кофе тоже.
Рафаэль посмотрел на него прищуренными глазами и забормотал, что отплатит, когда капитан приедет в замок Клени.
— Вы уже арестовали Гакла? — неожиданно выпалил он. У официанта затряслись руки, он сунул в карман мелочь и, лавируя между столиками, быстро направился к кухне.
— Почему именно Гакла? — спросил Янда.
— Мне надо идти, — заторопилась Эмила.
— Цыц, Мила! — Рафаэль наклонил голову. Он словно сразу протрезвел. — Потому что он ее убил. Никто… из нас… на это не способен.
«Его все еще гложет ревность», — подумал капитан.
— Пан Седлницкий, вам известна причина, из-за которой Гакл мог пойти на это?
— Не знаю, — Рафаэль потряс головой и несколько раз глухо икнул.
— Вот видите. Каково было бы вам, если бы Гакл обвинил вас?
— Я разбил бы ему голову! — Он стукнул по столу.
— Я ухожу, — Эмила решительно двинулась к выходу.
— Да-ама убегает от вас, — Седлницкий громко расхохотался.
— От меня не убежит, — ответил Янда и направился следом.
Рафаэля Седлницкого, наделенного богатой фантазией, каждый день посещали сновидения. «Сны я вижу только цветные, — рассказывал он в «Раю». — Куда до них цветному телевидению! Я имею персональную телепрограмму, которую включаю каждую ночь».
В тот вечер художник проснулся около одиннадцати. Так случалось с ним порой, когда днем он выпивал сверх всякой и меры и после обеда засыпал. А проснувшись, до самого утра стоял у мольберта, утверждая, что ночные часы для творчества — самые плодотворные. В этот раз он дольше обычного находился в состоянии полудремы. Ему снился какой-то странный кукольный оркестр: мужчины с большими головами и длинными усами, выкрашенными черным лаком, били в маленькие посеребренные бубны, и под эту музыку танцевали балерины — фигурки из мейсенского фарфора в национальных костюмах.