Виктория страстно хочет научиться видеть старыми мудрыми глазами. Как психолог.
Легкость, которую она ощущала в кабинете психолога, длится всего двадцать одну ступеньку по лестнице вниз, к дверям.
Он сидит в машине, дожидаясь ее.
Его лицо неподвижно, тяжело. Даже она каменеет, увидев это лицо.
Потом – поездка домой в молчании.
Они проезжают квартал за кварталом, дом за домом, семью за семьей.
Они едут по Юртэнгену и Баккабёлю.
Она видит, что все эти люди – сами собой разумеются.
Они двигаются по улицам так, словно находятся здесь по праву рождения.
Она видит девушку, свою ровесницу, идущую под руку с мамой.
Какой у них непринужденный вид.
Этой девушкой могла бы быть я, думает Виктория.
Она могла бы быть кем угодно.
Но она стала собой.
Она проклинает порядок, проклинает случай, но стискивает зубы и старается не вдыхать его запах.
– После обеда у нас семейный совет, – говорит он, открывая дверцу и выходя на улицу. Берется за пояс брюк и так натягивает штаны на живот, что становятся видны контуры мошонки. Виктория отворачивается и идет к дому.
Слева растет рябина – ее посадили в день, когда родилась Виктория. Ягоды созрели и светятся провокативно-красным, словно демонстрируя: дерево победило, а она, Виктория, проиграла.
Дом похож на черную дыру, которая уничтожает всех, кто попадает внутрь. Она открывает дверь и дает дому поглотить себя.
Когда они входят, мама ничего не говорит, но обед уже готов. Они садятся за стол. Папа, мама и Виктория.
Когда они сидят так, она понимает, что они похожи на семью.
По телу медленно распространяется онемение. Она надеется, что оно достигнет сердца прежде, чем он заговорит.
– Виктория, – начинает он, а ее сердце все еще бьется. Он хрустит своими жилистыми пальцами, кладет руки на стол. Что бы он ни собирался сказать, она знает: это не семейный совет. Это объявление приказов.
– Мы с мамой думаем, что тебе станет получше, если ты сменишь обстановку, – продолжает он, – и мы решили, что стоит соединить приятное с полезным.
Он призывно смотрит на мать, та кивает и подает ему картошку.
– Помнишь Вигго? – Он вопросительно смотрит на Викторию.
Она помнит Вигго.
Датчанин, который периодически приезжал к ним в гости, когда она была маленькой.
И всегда – когда мамы не было дома.
– Да, помню. Что с ним? – Она не понимает, как ей удается выговаривать слова, фразы, но что-то в ней просыпается.
– Сейчас скажу. У Вигго дом в Ютландии, и ему нужен кто-нибудь, кто вел бы хозяйство. Ничего сложного, мы понимаем, в каком ты сейчас состоянии.
– В каком я сейчас состоянии? – Она снова ощущает пульсирующий гнев, который светящимся пунктиром протянулся поверх паралича.