Как только мы с Мишей Гузаковым вошли в комнату Вали Теплова, тот, не тратя лишних слов, вытащил из-за шкафа рулон бумаги и, сдвинув пустые миски, расстелил его на столе. Всем своим видом Валентин словно спрашивал: «Ну, каково? Не ожидали?» Мы и вправду обрадовались: перед нами лежал вычерченный со щегольской аккуратностью план здания ремесленного училища.
— Сам чертил? — одобрительно поинтересовался Михаил.
— А то кто же, — с напускной небрежностью отвечал Валя. — Не Тетерева же просить! — иронически сказал он. (Тетеревом воспитанники училища прозвали старого глухого преподавателя черчения.)
План сразу же придал нашему совещанию вид заправского военного совета. Даже Валина комната вроде бы стала чем-то напоминать «Кутузовскую избу», которую я видел на картинке в книжке.
Придерживая обеими руками края норовившего свернуться листа, Миша принялся внимательно изучать расположение помещений в училище. Главный вход вел в большую мастерскую. Мастерская дверью соединялась с прихожей директорской квартиры. В эту прихожую можно было войти и через парадный подъезд. Тут же неподалеку была кухня директорской квартиры с «черным» ходом во двор.
— Что ж, братцы, — проговорил Миша, — пожалуй, ясно, как надо действовать…
Все, что предложил Михаил, нам понравилось. Мы обсудили всякие подробности, распределили роли.
— Ты, Ванюшка, — распорядился Миша, — достань у своего дяди лошадь с тарантасом. Скажи: хочу, мол, пораньше с утра за дровами ехать. Тебе, Валька, передать Курчатову, — это был рабочий-подпольщик, — что револьверы, если все удастся, привезем и спрячем у него на пасеке. Кого еще возьмем на дело?
— Обязательно Петьку, твоего братишку, — предложил я. — Он хоть и мальчишка, а взрослого стоит. И еще Лаптева.
Теплов предложил Митю Кузнецова, Алешу Чевардина и Ваню Ширшова. Сам Миша добавил Сашу Киселева и Гаврилу Леонова. Так составилась десятка.
— Да, еще не забыть! — спохватился Михаил. — Ведь нас в поселке каждая собака знает…
— Загримироваться! — загорелся я. Мне ужасно нравилось менять свой облик на любительских спектаклях, до которых я был большой охотник. — Я и краски достану, и…
— Не годится! — отрезал Гузаков.
— Почему не годится?! — Я был обескуражен и даже обиделся. — Можно так намазаться, что родная маманька не узнает.
— Можно-то можно, — возразил Миша. — Да ведь, как ты в случае чего в село кинешься? С намазанной-то рожей? А?..
— Н-да… — Об этом я и не подумал. Возразить было нечего, но сдаваться сразу все-таки не хотелось. — Ну-у… — протянул я, — в случае чего!.. А зачем о таком случае думать?