– Вы что себе позволяете, поручик?! – гремел полковник (генерал молча кривил губы). – Убить хотели мальчишку?! Сопляк всего полгода как надел форму, пороху ещё не нюхал, и тут его наш бравый гренадер – бац! – и нету. Так, что ли?!
– Не я вызвал, ваше высокоблагородие…
– Молчать! Мне стыдно за вас, Саблин. Только былые заслуги удерживают меня от того, чтобы предать вас военно-полевому суду. Со всеми вытекающими. Слава Богу, что обошлось без серьёзных ранений. Но и оставить без последствий постыдный факт дуэли мы не можем. С этого момента вы не офицер связи, вы вообще не офицер штаба. Переводитесь в действующий резерв. И ждите назначения в Перемышль, поближе к границе. Может, там найдётся достойное применение вашим необузданным порывам.
Он посмотрел на Эсперова, как если бы надеялся заручиться поддержкой.
– Да-да, – не преминул внести свою лепту генерал-лейтенант. – Отправляйтесь-ка, батенька вы мой, в казарму и носа своего до перевода не кажите. Это приказ. В офицерское собрание вам дорога закрыта. Никаких обязанностей вы временно исполнять не будете. По территории штаба в поисках новых приключений не болтаться. Я не желаю больше вас видеть и слышать вашу фамилию, кроме как в приказе о переводе в другую часть.
– Слушаюсь!
Саблин, и так стоявший навытяжку, вовсе вытянулся в струну.
– Вы позволите, ваше превосходительство? – вновь вмешался Рожецкий. И, дождавшись генеральского кивка, продолжил: – Вот ещё что, поручик. Никому не распространяйтесь об этой истории. Ваш неудачливый противник уже убыл в родной Харьков, где будет до конца службы гонять свой «Витязь» по запасному танкодрому. Вы тоже нас скоро покинете. Но не позорьте хотя бы полк, в составе которого столько времени несли службу. И всю дивизию…
– Слушаюсь! Разрешите выполнять?
– Выполняйте. Если есть неоконченные дела, передайте подполковнику Строганову.
Шагая по коридорам Дома инвалидов, Саблин думал, что совсем недавно эти арки и витражи навевали на него романтическое настроение. Здесь пахло стариной, мечталось о грядущих свершениях, рыцарских подвигах, на худой конец о приключениях. Вот и приключилось: полвзвода – в земле, сам – почти штрафник. А враг не наказан. Война продолжается, невидимая, но оттого ещё более жестокая и кровопролитная. Подлая. И после событий на Зелёной, после расстрела съезда – это его война. Личная. До последней капли крови. Такие вот предстоят свершения.
Неожиданно навстречу ему вышел капитан Синицкий. Козырнув в ответ на приветствие Саблина, тронул за рукав, погоди, мол.
– Я знаю о твоём положении, Иван Ильич, – сказал негромко. – И понимаю твоё состояние.