Наконец стрельба стихла, наступила тишина. И в этой тишине послышались лёгкие шаги. Вначале Саблин увидел туфли, женские туфли на маленьком каблучке. Потом руку с парабеллумом, тоже женскую. Следом над ним склонилось лицо, столь знакомое и дорогое…
Второй раз за вечер мир опрокинулся, и Саблин полетел в чёрную пропасть – бездонную, бесконечную, безнадёжную.
На этот раз он очнулся легко, без боли, сизого тумана перед глазами, без скрученных за спиной рук и привязанных ног. Его даже уложили на тахту, прикрыли одеялом. И он не жмурился, не играл в беспамятство, сразу распахнул глаза. Рядом сидела Хелена.
– Я искал тебя, – прошептал Саблин, почему-то в полный голос не получалось. – Я вглядывался во всех женщин, что проходили мимо, рассылал запросы, ждал, вдруг ты появишься – где-нибудь, как-нибудь. И не находил…
– Бедный мой поручик, – ответила она негромко. – Ты и не смог бы найти меня. Я пряталась, скрывалась, была невидимой для многих-многих людей. И для тебя в том числе. Прости.
– Ты не студентка университета. Но кто? Хелена покачала головой.
– Я была студенткой, но не только. До нас дошли слухи…
– До кого «до нас»?
– Подожди, не торопись. Так вот, мы узнали, что профессор Штраубе собрал какую-то странную группу. Официально – обучение гипнотическим способам преподавания. На деле профессор гипнотизировал самих девушек. И меня среди прочих. Внушал что-то, но после сеанса я ничего не помнила. Тогда мы тоже нашли гипнотизёра. Он каждый раз проверял меня, но разобраться не смог. Говорил, слишком сильное внушение. Единственное, чем помогал, подчищал – он сам это так называл – моё подсознание после каждого сеанса.
– Почему ты сразу не покинула группу? Почему ничего не сказала мне?
– Покинула, но мы не разобрались в происходящем. Имелись лишь неясные подозрения. И сказать не успела. Той ночью я ещё ничего не понимала, а когда узнала, что группа в полном составе выступает на съезде в тингель-тангель[12], ты был уже в Политехничке. Туда меня не пустили. Ещё раз прости…
Хелена склонилась к Саблину, провела ладонью по его лицу. Он схватился за тонкие пальчики, как хватаются за последнюю надежду выжить. Поднёс к губам. Она засмеялась, убрала руку и поцеловала Ивана.
– У меня губы разбитые, – виновато сказал он.
– Да, запеклись. Бедный мой поручик.
– Ты больше не исчезнешь? – спросил, заглядывая ей в глаза.
Она грустно улыбнулась и промолчала.
– Пани Ядвига скончалась, знаешь? Следователь сказал, сердце.
– Знаю, – кивнула Хелена. – Как-то странно всё это. Никогда Ядзя на сердце не жаловалась. И вообще, здоровье у неё было крепкое.