– Обещаю, я разберусь в этом. Но ты теперь наследница. Дом и прочее. Можно обратиться…
– Нет, пани Каминьска не принимала моих взглядов. Считала, что всё это вредная глупость. Так что, если завещание и существует, то составлено оно, боюсь, не в мою пользу. Да и не пойду я в комендатуру.
– Ты не сказала, кто твои друзья. Гипнотизёры и прочие…
– В этом всё дело, Иван Ильич. Мы – Украинская социал-демократическая рабочая партия. Боротьбисты. Слышал, наверное. Для нас оуновцы – враги. Мы это змеиное гнездо давно на прицеле держим. Тебе повезло, что решили накрыть их именно сегодня. «Зигзаг», контора Мазура, тоже враги, но и российские имперские офицеры не друзья. Мы ведь коммунисты, Саблин. Вы своих-то извели, а мы вот остались. Установится ваша власть, возьмутся и за нас. Так-то, бедный мой поручик.
– В таком случае ты и меня должна зачистить.
– Должна, но не могу. Скорее убью себя. – В глазах Хелены плавилась и переливалась тоска. – Кое-кто хотел, сдерживать пришлось. Ярослав, например, тот, что окна молотом выбивает. Вместе со ставнями. Но я сказала, что русский поручик ценный информационный источник. Нужно, мол, учинить допрос.
– Так ты меня допрашиваешь?
– По-моему, больше говорю сама, – улыбнулась Хелена. – В обиду я тебя не дам. Пока российская армия борется с ОУН и Дефензивой, нам с вами по пути. А дальше – бог весть.
Саблин привстал на тахте, заговорил жарко, сбиваясь:
– Хелена, останься! Я сделаю новые документы, мы уедем… В Россию, в Киев, куда захочешь. Это всё я возьму на себя, никому не отдам! Мы должны быть вместе… Вот только добьём гадов…
– Именно. Куда же ты уедешь, господин офицер? Ты человек чести и долга. Может, за это и полюбила. – Хелена отстранилась и совсем по-женски сложила руки на коленях. На Ивана она не смотрела. – Настоящий мужчина: честный, сильный, верный. Такое женщины чувствуют сразу. – И подняла глаза. – Ты жить потом не сможешь, для тебя это будет побегом, предательством. К чему такая судьба? Да и у меня свой путь. Я тоже не умею ни бежать, ни предавать.
Саблин откинулся на тахту. В горле стоял ком, знал, скажи он сейчас хоть слово, голос предательски дрогнет. Поэтому молчал. Хелена снова склонилась над ним, целомудренно поцеловала в лоб.
– Та ночь была самой лучшей в моей жизни, господин поручик. Я тебе благодарна и никогда эту ночь не забуду. Но теперь уйду. Кто знает, быть может, мы ещё встретимся, и обстоятельства будут за нас, а не против.
– Поляк жив? – деревянным голосом спросил Саблин.
– Да, так и сидит, привязанный к стулу. Он тебе нужен?