– Позарез.
– Бери.
– Помоги встать.
Она обхватила его. Саблин встал, прижал Хелену к себе.
– Так нечестно, господин поручик, – прошептала она.
Он крепче обнял любимое тело, женщину, за чью жизнь не жаль отдать свою. Задохнулся её дивным ароматом, который не перебивали ни пороховая гарь, ни сырой кровавый дух, наполнявший хату. Его душили слёзы. Отчаянный гренадер, русский боевой офицер едва сдерживался. Так бывало с ним только в детстве, когда случалась вдруг непоправимая беда. Детская беда, но оттого не менее горькая. И ещё горше было от осознания – Хелена права. Кругом права. Всё это делало предстоящую разлуку нестерпимой.
Девушка осторожно высвободилась. Руки Саблина упали.
– Если хочешь поговорить с ляхом, делай это сейчас. Скоро здесь будут стрелки комендатуры.
Мы хоть и действовали быстро, но не бесшумно же. Мне пора, люди ждут. Да и с комендантскими встречаться нет нужды. Прощай, мой бедный поручик. Мой бравый поручик… Прощай.
И всё. Она ушла, а Саблин готов был завыть. Или упасть и лежать, заткнув уши, зажмурив веки. Или разнести в щепы эту избёнку. Но вспомнил: в соседней комнате сидит польский друг, соратник по ликвидации групп националистов. Добродушный парень с открытой и располагающей улыбкой.
Берегись, Ежи, поручик Саблин идёт. И ничего хорошего тебе это не сулит.
Мазур ёрзал на стуле. Но поляку повезло меньше Саблина, путы держали крепко и не собирались отпускать пленника. На звук шагов Ежи обернулся. В первый миг глаза его вспыхнули радостью, но, видно, было в лице, во взгляде русского поручика что-то такое, от чего радость поляка тут же угасла. Он даже съёжился на стуле, но заговорил вызывающе:
– Слава Всевышнему, поручик. Освободите меня скорее, и надо уходить. Думаю, встреча со стрелками комендантской роты не входит и в ваши планы?
– Отчего же, мне свои не помеха, – ответил Саблин. – Тебя, Ежи, я сдам контрразведке. Их очень интересует организация «Серебряный зигзаг». Но прежде ты мне скажешь, кто резидент. Где его найти, кем числится в миру. Вопросы те же, что и у Слона.
– Вот-вот, ты и сам не отличаешься от этих бандитов, – прошипел Мазур. – Пся крев, быдло, унтерменш! Всех вас, русских, надо стрелять. Давить! Ничего, настанет наше время…
– Ты до этого времени можешь не дожить, по-ручник, – оборвал Саблин. Он намеренно назвал воинское звание Мазура на польский манер, как бы отделяя себя, поручика российской армии, от националиста. – Но я сохраню тебе жизнь в обмен на информацию.
– Ничего не скажу! – взвизгнул Мазур. – Язык откушу, но тебе…
– Врёшь! – Саблин скрутил воротник модной рубашки поляка в кулаке и дёрнул пленника так, что натянулись верёвки. – Ты слишком любишь себя, Ежи. Слишком высоко ценишь свою ясновельможную панскую жопу. Но я не дам тебе умереть спокойно.