— Карраказ! — пронзительно крикнула я в черные недра горы. — Карраказ, эт Со! Эт Со — Сесторра!
Рука зажала мне рот. Меня вытряхивали из одной темноты в другую. Глаза Маггура, налитые кровью и пылающие во мраке.
— Ш-ш, Имма, кого ты зовешь?
Странно, он не знал древней речи, и все же, казалось, понял, что я сказала. Я тихо лежала на сырой грязной соломе тюремной камеры.
— Который час, Маггур? Сколько еще?
Он покачал головой:
— Солнце за решеткой выглядит низким. Почти закат.
В каменной камере сидели и другие — все, кого схватили в гостинице.
Тех же, кого привели сюда до пиршества Победителей после их драки в борделе, мы не видели и ничего о них не знали.
Мы сидели здесь уже два дня, и сначала разбойники смеялись и подшучивали над стражниками снаружи, бросая в них костями из окошечка в дверях. Травили байки:
— Да, ребята, Слэка смылись, и прихватили с собой к тому же несколько кусков шкур этих свиней.
Теперь же их дух перегорел в этой сырой черной дыре, воняющей их собственными испражнениями и страхом. Нас всех должны были повесить — публично. Мы должны были отправляться на виселицу по трое в день. Никто не знал наверняка, когда придут за ним или кого выберут. В первый раз троица вышла с развязным видом, салютуя и задирая нос. Разбойники влезли к находящейся высоко на стене решетке и увидели, как они болтались на площади. Во второй раз вышли уже не столь храбро. В тот второй день вздернули и четвертого: вместе с остальными повесили и труп Дарака.
Как же взревели при виде его толпы на площади. Так же громко, как ревели на Сиркуниксе. Громче. Жизнь любит смотреть на смерть. Разбойник у окна — не могу вспомнить кто — сплюнул сквозь прутья решетки.
— На тебя, свинарник вонючего города.
И все же мне снился не Дарак, а Гора, и я бежала к алтарю крича:
— Вот я! Вот я! Проклятая!
Я села. В волосах у меня запуталась солома, и на них еще висели красные бусы.
— Сколько, Маггур? — прошептала я. — Они оставят меня напоследок, Маггур, потому что я сделала классический выстрел?
Но это придет. Вожжи у меня на шее, бегущие лошади. Я услышу, как заорет толпа, когда моя шея сломается.
Маггур обнял меня огромной ручищей, и я прислонилась в темноте к нему.
На следующий день шаги раздались в полдень.
Скрежет двери, охристый свет факелов из ночной темени наружных коридоров. Шестеро стражников с обнаженными мечами и двое тюремщиков. — На выход. Ты, ты и черный.
Двое разбойников поднялись — одним из них был Глир. Маггур встал более медленно, его ладонь задержалась на моей руке. Глир принялся насвистывать похабную песенку; другой разбойник слегка ткнул рукой в сторону стражника, что мигом сосредоточило на нем все их мечи, и посмеялся над ними.