* * *
«Вчера в одной из квартир дома № 17 по ул. Красноармейской произошёл пожар, в результате которого погибли двое мужчин и две женщины. Обстоятельства происшедшего расследуются».
— Фиг вам! Ни за что не расследуете! — злорадно рассмеялась Нинка-одноножка, прочитав эту коротенькую заметку в городской газете. Он, когда уже вошёл в квартиру, дымился, как паровоз. И только я знаю, в чём дело…
— А? — откликнулся Чекушка, недавно ставший её сожителем; он, приняв свои законные двести граммулек, уже давно задремал, разомлев в тепле Нинкиной комнатушки. — Ещё, что ли, сгонять за пузырём?
— Счас! — огрызнулась Нинка. — У меня, сучья ты башка, не зарплата, а инвалидское пособие — кот наплакал! Завтра и хлеба не на что купить…
— А я бутылки сдам, — успокоил ее Чекушка. — Вон десять «чебурашек» в сумке, видишь?
— Заткнись, — сказала Нинка и поморщилась: И зачем я с тобой, дурдизель, связалась? Ай, дура я, ладушка замурзанная! Ну почему я такая жалостливая?
— Не причитай, — попросил Чекушка. — Надоело слушать…
— Ну чё ты, кашалот, очком гвозди рвёшь?
Нинка возмутилась, и заматюкалась, и, решив показать, кто в этой хибаре хозяин, даже костылём замахнулась, но робкий её сожитель, усовестившись, принялся что-то нечленораздельно бубнить и мычать в ответ. В критических ситуациях он всегда притворялся изрядно пьяным.
Поняв, что Чекушка по своему обыкновению пошёл на попятую и даже вроде как задремывает, Нинка и сама уронила голову на стол. Но не потому, что её одолел хмельной морок. Просто она не хотела, чтобы Чекушка видел, как по её щекам катятся слёзы. Она считалась бой-бабой, и на самом деле прошла все огни и воды; никто бы даже и не подумал, что Нинка-одноножка способна разнюниться.
Иногда она задумывалась, для чего человек живёт и за что ему определено Богом так много мучений, и что это за такое — любовь, и почему она так напоминает луну — с её переменчивостью, то прибываниями, то убываниями, и обратной стороной, скрытой от взгляда с Земли. А может, любовь — это что-то вроде призрака: все о ней говорят, но мало кто видел. И чувствовал.
Нинка-одноножка сама пришла к такому выводу, и ведать не ведая о грустном и ироничном французе Ларошфуко, который утверждал то же самое.
Чекушка взял её за душу удивительно просто. Однажды, когда вся их компания, набрав пива, расположилась на задах рынка, он пошёл по маленькой нужде за большой мусорный контейнер. Вернулся оттуда с букетом роз. Цветы, правда, были мятые, лепестки осыпались при каждом резком движении, но это всё-таки был букет! И Чекушка нес его осторожно, как некую драгоценность.