– Он старый садист.
Я вздрогнула. Неужели она все-таки знает про Брэда?
– Ему уже тридцать восемь и он дважды вдовец!
…или не про Брэда?
– А мне только шестнадцать исполнилось! Он же вместе с отцом служил на границе Дандрии, дружит с ним до сих пор. Как я могу выйти замуж за мужчину, который всего на несколько лет моложе папы?! К тому же слава о жестокости младшего дана… – Девушка замолчала и… всхлипнула.
«Ну, начинается! – с тоской подумала я, мысленно переваривая новую информацию. – Только женско-детской истерики нам тут для полного счастья и не хватало!»
Тинара и правда разревелась. Хорошо так, громко, с ручьями слез, икотой и судорожными всхлипами, которые она отчаянно пыталась подавить. То ли девочка была хорошей актрисой, то ли действительно не хотела демонстрировать нам свою слабость. Так или иначе, но Грэму пришлось звать Милору, чтобы та принесла для гостьи успокоительный отвар. А вот задерживаться в комнате супруга риля не стала, ушла так же молча, как и появилась. Мы же снова остались вчетвером.
– Ты говорила, что умеешь терпеть боль, Ильва, – немного придя в себя, пробормотала «сестра». – Ты бы с ним ужилась. А я… – И снова слезы!
Налив ей в чашку еще одну порцию отвара, я поставила ее на столик и хотела уже отойти, как вдруг заметила ссадину на шее блондинки.
– Это что? – спросила ее, указав на едва покрывшийся бордовой коркой шрам.
Девушка смутилась, покраснела и принялась машинально прикрывать свое «украшение» воротником и волосами.
– Ничего, – отведя взгляд, сказала она. А потом снова скривилась и, судорожно всхлипнув, провыла: – Па-а-а-апа нака-а-а-азал, когда я сказала, что не поеду к да-а-ану.
Так как я находилась рядом с ней, обнять рыдающую девчонку было очень легко, что я и сделала, поддавшись внезапно накатившему сестринскому порыву. Ильвиному или… моему? Прижав голову юной родственницы к своей груди, позволила ей орошать соленой водой лиф своего платья, сама же при этом, не переставая, шептала какие-то успокаивающие слова. Мужчины молчали. Оба. Йен больше не хмурился, его лицо напоминало каменную маску мрачного спокойствия.
Тину было жалко. Настолько жалко, что сердце сжималось от боли почти так же сильно, как в тот злополучный день, когда я сдуру зашла в «Лавку чародея» и… очутилась в чужом теле. По всему выходило, что эту не знавшую жестокости девочку ожидала участь Ильвы. Из нее тоже сделают покорную запуганную куклу. И уже не важно, у кого будет ключик: у садиста отца или у изверга мужа. Власть имущие извращенцы! Как же я ненавидела в этот момент обоих.