Вдруг чьи-то руки, словно клещи, охватили его плечи. Михуца съежился. В последнее время опасности подстерегали его на каждом шагу. Но, к счастью, он всегда выходил из положения! Что ждет его сейчас? Выждав, Михуца повернул голову. За спиной стоял длинный мускулистый парень со смуглым, сухим лицом и острыми скулами.
— Ты что тут делаешь? — спросил он голосом Гришки.
Михуца пошевелил языком. Язык на месте, но почему-то тяжелый и холодный. Его хотелось выплюнуть изо рта. Потому что это уже был не Михуцын язык.
— Я… мы… — сказал он этим противным чужим языком и попробовал высвободить плечо. — А ты?
Он узнал, наконец, Гришку и осмелел. Но Гришка ждал ответа.
— Гриш, — сказал Михуца покорно. — Я Диомида видал. А еще Анну-Марию… Диомид грозился ее в вечное царство затащить…
— Бред, — сказал Гришка с досадой. — Давай по порядку. Какой Диомид? Какая Анна-Мария? Какое царство? С ума с тобой соскочишь.
Михуца заморгал ресницами.
— Диомид — апостол.
— А почему не сам Иисус Христос? — захохотал Гришка.
— Смеешься, да?
— А почему бы и нет? — Гришка с удовольствием скалил зубы.
Михуца насупился.
— Ладно, — сказал Гришка. — Кто такая Анна-Мария?
— Девчонка. У нее знаешь глазищи какие? Ого! Как фары.
Гришка махнул рукой.
— Не веришь? — вскочил с пенька Михуца. — Чтоб мои глаза на четыре стороны разлетелись. — И, плюнув на ладонь, как Ника, он ребром другой ладони разбил слюну. — Она с Никой училась.
— Училась? — Гришка задумался.
— Ну да. А потом не стала, — выпалил Михуца. — А потом пропала. А теперь нашлась…
— Погоди, — сказал Гришка, — не колоколь.
Вообще, честно говоря, он что-то слышал о девчонке, которая жила в крайней хате, на отшибе. А потом вроде бы пропала. Искали ее, искали, но так и не нашли. Говорят, уехала к родственникам. Чего бить тревогу? Чего беспокоиться?
— Ладно, — сказал Гришка. — Топай. И по лесу без нужды не шастай. Говорят, в нашем лесу динозавр объявился.
Лицо Михуцы вытянулось.
— Честно?
— Спал миллион лет и проснулся.
— От чего?
— От жары.
— Без дураков?
— Знаешь, что ученые говорят?
— Мало ли, — дипломатично ответил Михуца.
— Они говорят: на планете потеплело.
— Ну и что? Подумаешь.
— Вот он и проснулся.
Михуца насторожился.
— И теперь по лесу бродит, — усмехнулся Гришка. — И таких, как ты, цыплят табака, с голодухи ест!
— Шутишь, — вздохнул Михуца, едва оправившись от страха.
— Не веришь? — Гришка улыбнулся. — Японцы даже фильм поставили… Слушай. — Он потрепал Михуцу по плечу. — Давай по-хорошему. Верни шкатулку.
— Какую? — Михуца съежился в ожидании удара.
— Не валяй дурака. Мне Ника рассказала. Верни. Федор Ильич переживает…