Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера (Робисон) - страница 195

Позже, когда мы ездили туда-сюда по Амхерсту и осматривали один вариант за другим, я почувствовал, что этот город мне родной.

Конечно, спору нет, в Амхерсте я пережил самые мрачные события в своей жизни. Здесь меня обижали и травили другие дети. Здесь меня выдавливала вон школьная система. Здесь полиция жаждала засадить меня за решетку. И здесь мои родители опустились и превратились в развалины. Именно здесь, в Амхерсте.

Даже в худшие аспергерианские годы я знал, что наделен многими качествами, которые обеспечивают притягательность для окружающих. Я был умен, я умел смешить, у меня было доброе сердце. Я даже и выглядел-то почти нормально, хотя по мне и видно было, что я книжник, умник и очкарик. Но мои поведенческие странности так бросались окружающим в глаза, что заслоняли все остальное, и из-за этого я привык стесняться и стыдиться, замыкался в себе. До недавнего времени, где бы я ни жил, я везде нес с собой тяжкую ношу синдрома Аспергера.

Когда мы со Вторым Звеном и Медведиком уехали из Чикопи, я наконец-то почувствовал, что эта тяжесть упала с моих плеч.

Казалось бы, зачем тогда возвращаться туда, где мне было так худо? Потому что у меня наконец появилась возможность превратить поражение в победу, неудачу – в успех. Теперь я переезжал в Амхерст, вооруженный новообретенными познаниями о синдроме Аспергера и о себе как аспергерианце, – и у меня появился шанс начать жизнь с начала. Новый я в новом городе и в новом доме.

Медведик, то есть Джек, пойдет в старшие классы в амхерстской школе, как когда-то пошел я. Но, в отличие от меня, он окончит школу и сдаст выпускные экзамены.

Переезд прошел благополучно и на новом месте я был счастлив. Все люди, которые чинили мне неприятности в дни моей юности, исчезли. Учителя, которые хотели вышибить меня из школы, давно ушли на пенсию. Большинство нынешних полицейских Амхерста были младше меня – они даже родились в те годы, когда я уже уехал, в 1970-е.

Но что еще важнее, те знакомые, с которыми я не виделся лет тридцать, встретили меня с распростертыми объятиями. «Почему они так себя ведут?» – недоумевал я. Потом понял. Они были рады меня видеть, потому что я вел себя иначе и не проделывал ничего, вызывающего отторжение. Я научился вести себя дружелюбно.

Это оказалось на удивление просто, но вот шел я к этому неимоверно долго, потому что не знал, как важно быть дружелюбным.

Мой друг юности Пол Захрадник бросил школу в один год со мной. Теперь он жил примерно в полумиле от нас. За тридцать лет, что мы не виделись, он успел стать выдающимся скульптором по металлу и застройщиком. Жилище его стояло в конце тупика длиной в четверть мили. А патлатый Горди, парень, который работал мусорщиком, теперь жил напротив нас, в симпатичном доме. Он по-прежнему служил на мусоросжигательной фабрике, только она разрослась, занимала двадцать акров, и Горди был ее полноправным владельцем. Да, мы все прошли долгий путь.