– Я жду ответа! Что вы не поделили?
Ох, ох, ох! Какие мы грозные.
– Грудь, – со всей возможной серьезностью ответила я.
Не знаю, что у клыкастых аборигенов считается приличным, а что – нет, но мне точно терять нечего. Поэтому имею полное право быть предельно честной.
– Чью? – опешил от столь неожиданной откровенности страж, вмиг подрастеряв всю свою суровость. Бедняга даже посох чуть не выронил, однако успел на него вовремя опереться и не ударить лицом в грязь перед дамами.
– Ее. – Мой палец непочтительно указал на сопящую позади меня блондинку.
– А чего это сразу мою? – не захотела та быть крайней. Причем больше из чувства противоречия, чем по необходимости. – Все с твоей началось!
– Это еще с какой стороны посмотреть, – многозначительно фыркнула я и снова обратилась к впавшему в ступор мужчине: – А что за звери такие «дэрэелы»?
Надо же знать, с кем тебя только что сравнили, и стоит ли воспринимать данное обращение как оскорбление или же все-таки как комплимент.
– А? Что? – не сразу наладил связь с реальностью грозный вампир, не без труда отрывая рассеянный взгляд от «наглядного пособия» в глубоком декольте блондинки. Кажется, животрепещущая тема вызвала кучу эмоций не только со стороны женской части нашего теперь уже трио. Разница состоит только в том, что мы с вампиршей эти самые эмоции выплескивали наружу, привлекая тем самым повышенное внимание окружающих, а вот клыкастый мэн капитально ушел в себя.
– Дэрэела, недоучка ты чужеродная, – это максимально вежливое обращение к женщине, – взяла на себя функции переводчика белокурая язва и, скорчив максимально брезгливую физиономию, добавила: – Только не пойму, какое к тебе это имеет отношение?
Как же быстро она поменяла свое мнение насчет меня. Сначала любопытство, потом недоумение, а теперь я вообще бяка бячная. Интересно, вампиры все такие непостоянные или это мне опять так несказанно «повезло»? Собственно, чего удивляться? Сама себе яму вырыла и заслужила репутацию взбалмошной иномирянки. Хорошо еще, если меня тут за больную не держат, а то двухдневное затворничество уж больно на карантин смахивает.
– Глафирена, не забывайся! – неожиданно отмер ценитель женских прелестей и даже пристукнул по полу посохом, чтобы на него уж точно обратили внимание.
Мы, конечно, обратили. Каждая по-своему. Вампирша скромно потупилась и прикусила язык, а я начала давиться смехом. Потом посмотрела на притихшую блондинку и не выдержала – захохотала в полный голос. Это же надо так – опасного в своей красоте и смертоносности хищника назвать Глафиреной… Глафирой… Глашкой! Ой не могу! Вампир Глашка! У моего соседа по лестничной клетке, когда я еще в школе училась, так хомяка звали. Причем хомяк был с ярко выраженными суицидальными наклонностями. Он забирался по лесенке под самый потолок далеко не маленькой клетки, потом одновременно отпускал все четыре лапки и кулем летел вниз. Лежал так, приходя в себя, а затем снова лез вверх. И так по несколько раз на дню! Что бедный зверек этим мазохистским способом хотел донести до сознания хозяина, так и осталось невыясненным, но прожил грызун недолго. А вот я через столько лет вдруг вспомнила этого горе-хомячка и теперь задыхалась от хохота, представив холеную высокомерную блондинку, периодически падающую с потолка клетки, вскакивающую, опять забирающуюся на самый верх и снова падающую. А если еще удлинить красотке два верхних резца вместо клыков, то картина вообще получается уморительная.