– Спокойно! Это вовсе не значит, что…
Лекарь попытался перекричать разгневанную толпу, но безуспешно. Имя Штехлин, подобно пожару, пронеслось над причалом. Некоторые уже бежали через мост к городу.
– Штехлин! Это Штехлин! Зовите стражу, арестовать ее!
Немного погодя у берега не осталось никого, кроме Соимна и мертвого мальчика. Даже Йозеф Гриммер, забывшись в ярости, поспешил за всеми наверх. Слышно было лишь журчание реки.
Симон со вздохом завернул мальчика в полотно, в спешке оставленное прачками, поднял тело на плечи и, сгорбившись и кряхтя, направился к Речным воротам. Он понимал, что сейчас ему мог помочь только один человек.
Вторник, 24 апреля 1659 года от Рождества Христова, 9 утра
Марта Штехлин стояла в комнате, погрузив окровавленные ладони в тазик с теплой водой. Волосы спутались, под глазами запали темные круги – она не спала тридцать часов. Роды у Клингенштайнер оказались самыми тяжелыми, какие Марта принимала в этом году. Ребенок шел ножками вперед. Штехлин смазала руки гусиным жиром и погрузила глубоко в утробу роженицы, чтобы перевернуть младенца, но тот постоянно выскальзывал.
Марии Йозефе Клингенштайнер было сорок лет, она успела перенести дюжину родов. Только девять родились живыми, и пятеро из них не дожили до весны. У Марии осталось четыре дочери, однако муж все еще надеялся на наследника. Знахарка успела понять, что в этот раз родится мальчик. Он пока еще был жив. Но с каждым часом возрастала вероятность, что либо мать, либо ребенок не выдержат эту борьбу.
Мария Йозефа кричала, билась и плакала. Она проклинала своего мужа, который, подобно племенному быку, вновь и вновь брюхатил ее после родов, проклинала ребенка и самого Господа. Когда занялся рассвет, знахарка была уверена, что мальчик погиб. Для таких случаев у нее имелся старый багор, которым она при необходимости вынимала мертворожденного из утробы, как кусок мяса, – иногда по частям. Остальные женщины в душной комнате уже послали за священником, святая вода для срочного крещения стояла возле очага. Однако с очередным криком роженицы Марта за ножки вытянула ребенка наружу, и тот, словно жеребенок, потянулся к свету. Он жил.
Малыш был сильным. И, быть может, убил собственную мать, подумала Штехлин, глядя на бледную, вздрагивающую Марию Йозефу и отрезая пуповину. Жена кузнеца потеряла много крови, солома вокруг стала багровой и склизкой. Глаза женщины закатились, как у мертвой. Но, по крайней, у ее мужа теперь появился наследник.
Роды продолжались всю ночь. С утра Марта приготовила отвар из вина, чеснока и фенхеля для восстановления сил, отмыла роженицу и отправилась домой. Теперь она сидела за столом и пыталась скрыть усталость. Ближе к обеду к ней, как теперь часто происходило, заглянут дети. Собственных у нее не было, несмотря на то, что столь многих она приняла в этот мир. Тем более она радовалась тому, что София, маленький Петер и другие навещали ее. Хотя она и дивилась иногда, что такого они нашли в сорокалетней знахарке с ее мазями, горшочками и порошками.