— В Питере у меня встреча была, не поверите, с Лениным. Письма Ленина читал. Статьи Ленина печатал. Книги Ленина тоже печатал. А вот увидел его только сейчас. Никитич познакомил. А Ленин мне руку пожал, рассматривает. Что-то говорил, наверное. А я, понимаешь, не расслышал. Народу много, все галдят. У них там, понимаешь, заседание. Ленин меня в сторонку отвел, спрашивает мнение, нужно ли с меньшевиками объединяться «ухо в ухо». А я ему по-кавказски ответил. Доволен остался. Просил скорее типографию переводить, а машину как знаю… на месте смотреть.
— Это как же — типографию переводить, а машину нет? Вы что же дом, что ли, или там у вас не дом, а конюшня? Слыхали мы кое-что о вашем помещении…
— Зачем конюшня? Людей отправлю. Машина тяжелая. Поезда сам знаешь, как ходят. А водой поздно.
Соколов подумал, что, пожалуй, Авель прав. Если в Питере будут легально выходить большевистские издания, то и легальная типография, да и не с такими машинами, найдется.
Едва проводили Авеля, сели чаи гонять на квартире адвоката Переверзева — телеграмма:
«Дело Мирона слушается на днях необходим выезд Москву Зимин».
Значит, о них все же вспомнили.
Переверзев, конечно, ничего не понимает, роется в каких-то газетах, ведомостях, упрекает за то, что его, адвоката, да с таким именем, не пригласили, чтобы защищать Мирона.
Соколов втихомолку посмеивается. Знал бы этот адвокатик, о каком процессе речь идет. Зимин — это Красин, и никакого процесса, попросту нужно немедленно собираться и ехать в Москву.
Голубков опечален, ему тоже хочется в первопрестольную. Ведь это его родина, и там уймища друзей, знакомых, и, что главное, он там может разжиться деньгами. Касса-то пуста.
Договорились, что, как только вернется Соколов, Голубков немедля двинет в Москву, прихватит с собой паспортную технику, в общем, положит начало «великому переселению».
Но переселение затянулось, хотя Никитич при свидании требовал скорее развернуть большое «комиссионное дело», создавать в столице «большой торговый центр», «склады», добывать «новые образцы товаров». Разговаривали, сидя в лихаче, а у извозчика, известно, уши всегда на затылке.
Соколову предстояло взять на себя заведование паспортными делами Московского комитета, развернуть типографию в специально снятом для этого «Магазине кавказских фруктов» на Лесной, а главное — всеми средствами добывать оружие, организовывать склады, где его можно хранить до времени.
А время наступало грозное. Мирон это почувствовал на себе. Вынужденный ненадолго съездить в Самару, он застрял на обратном пути. Железнодорожники бастовали.