Только потом Володя понял: ребята соорудили змея, пустили его над тюремным двором, а когда змей готов был улететь за пределы тюрьмы, сбили его из рогатки.
Газета печатала манифест 17 октября. И кто знает, может быть, ребят надоумили пустить змей взрослые? Друзья? Может быть…
И снова камера. Его никуда не вызывают, не допрашивают. Это прием, это одна из полицейских пыток. Но теперь появилась надежда — Володя поверил в манифест. И не понимает, почему не верят в него более старые, более опытные.
Давно выпустили Мирона. Он так и ушел с жокейкой за пазухой. А ведь собирался прыгать с четвертого этажа.
Газета скупо сообщала, что в Москве всеобщая стачка. Да и не только в Москве. По всей России. Чем все это кончится?
Прошло еще несколько дней. В конце октября, в сумрачное, дождливое утро, Володю вызвали в тюремную канцелярию. Надзиратель спросил о вещах. Но вещей у Володи не было. Надзиратель пожал плечами:
— Ну, молодой человек, ваше счастье, поздравляю, вы свободны. Не забудьте, как только окажетесь в городе, зайти в церковь и поставить свечку во здравие его императорского величества. Вы свободны по манифесту 17 октября. Небось и не знали? Или уже прочли в залетной газетке? Знаю, знаю!..
Но Володя не слушал полицейского чиновника.
Свободен! А они не верили в манифест!
Он шел через старое кладбище и не замечал дождя, ветра, осени.
Свободен!
Он шел по улицам Киева и не видел людей.
Свободен!
И только вечером на вокзале, когда улеглось волнение, Володя понял, что чиновник прав. Ему действительно крупно повезло. Царский манифест — обман, ловушка. И в Киеве уже орудует черная сотня. И из Киева он должен уехать сегодня же.
Его арестовали на улице в ясный, солнечный день. Он был в пальто. А сейчас канун ноября. Холодно. В Киеве есть знакомые, они приютят. Но нет, надо ехать. Но куда? Можно было бы пробраться домой, в Вильно. Нельзя! Нужно ехать только в Москву, только в Петербург.
Володя пересчитал деньги, ему их вернули в тюремной канцелярии. Пять рублей все-таки украли. Ну черт с ними.
Денег хватит в обрез четвертым классом до Москвы.
Значит, Москва.
— Ну, друг мой, вам действительно везет. И я бы на вашем месте последовал совету тюремщика — поставил бы свечку. Во здравие русской революции. Это она вырвала у царя манифест. Только обольщаться, батенька, не следует. Пусть себе меньшевики вместе с кадетами верещат о победе революции, о новой, парламентской конституционной России. Все это блеф. Теперь они хотят как можно скорее покончить с революцией. А главное — загнать рабочих с улицы в старые, гнилые подвалы. Они боятся, что революция перешагнет через них. И тогда не будет ни меньшевиков, ни кадетов, ни конституции, ни царя. Мы в это верим. Но, батенька, до этого дня далеко. И нам еще предстоит гражданская война. Восстание. Ленин зовет к восстанию… Но я отвлекся. Вам еще раз повезло — ведь я случайно забрел на эту старую явку. И такая встреча… Вы говорите, что учились в динамической школе в Киеве? Да, да, бомбы нужны! Вы Грача — Баумана — не знали? Да где вам! Его так же, как и вас, недавно из тюрьмы выпустили. А потом черносотенцы убили на улице, средь бела дня. Я тоже выбрался из «Таганки» именно в этот несчастный день — восемнадцатого октября. Нас освободила революция, но уже идет, наступает контрреволюция. Убили и Грожана. Хотя Грожана вы тоже знать не могли. Вот он-то и заведовал всей московской техникой, бомбами, динамитом. Да так ловко заведовал, что никто не может после его смерти узнать, с кем был связан Павел Августович. Куда девал оружие? Теперь многое приходится начинать сначала.