— Письмо надо написать такое, чтобы он сказал «папа», — не отставала она.
— Но он догадается, что письмо не мое, он знает, что его старик со словами не дружит.
— Главное — обождать. Это будет в газетах даже в Чикаго, и он прочтет о трагедии в его родной Агия-Анне. Ему захочется услышать вас. Порой события сильнее наших мелких страхов.
— Это касается и вас с Дитером? — спросил он.
— Нет. — Она покачала головой. — Нет, это другое. Когда-нибудь я расскажу, обещаю.
— Нет надобности говорить мне, Эльза, — успокоил он.
— Вы мой друг, и я хочу рассказать.
Послышались голоса с террасы.
Говорил Томас:
— Андреас, вы должны поспать, завтра будет долгий день.
— Думаю, нам следует спуститься вниз туда, где мы остановились, — начал Дэвид.
— Мой брат Йоргис выслал машину для вас. Я сказал, что у меня друзья, которых надо отвезти, дорога длинная.
— Можем мы заплатить за угощение, за день и вечер, проведенные у вас? — спросил Томас.
— Я же сказал Йоргису, что вы друзья, а я с друзей денег за еду не беру, — с достоинством произнес он.
Они посмотрели на него: престарелый, слегка сутулый, бедный трудяга в этой таверне, где они — его единственные клиенты. Они должны были заплатить ему, и обидеть было нельзя.
— Знаете что, Андреас, мы не можем уйти, ничего не заплатив, даже несмотря на то, что мы друзья, — начала Фиона.
У Шейна было другое мнение.
— Ты же слышала, что ему не нужны деньги. — Он оглядел их всех, удивляясь, как это люди не понимают, что можно есть и пить бесплатно.
Эльза заговорила медленно. Она умела привлечь внимание. Все замолчали, чтобы услышать ее. Казалось, что слезы выступили у нее на глазах.
— А что вы скажете, если мы соберем деньги для семьи Маноса и его маленького племянника, а также для других погибших на наших глазах? Для них обязательно будет создан фонд. Мы соберем столько, сколько, на наш взгляд, могли бы стоить вино и еда в другой таверне, положить все в конверт и написать на нем «От друзей Андреаса».
У Фионы в сумке нашелся конверт. Как только она его достала, они молча положили на блюдо свои евро. На дороге послышался шум полицейской машины.
— Эльза, напишите людям что-нибудь, — предложила Фиона.
Эльза сделала это уверенной рукой.
— Жаль, что не могу написать по-гречески, — вздохнула она и взглянула на Андреаса, словно у них был свой секрет.
— Это замечательно — ваша щедрость, всех вас, это прекрасно на любом языке, — сказал он сдавленным голосом. — Никогда не умел писать письма.
— Труднее всего написать первые слова, Андреас, — настаивала она.
— Я бы начал «Адонис, сын мой», — запнувшись, произнес он.