Описать это чудовище не просто сложно, а крайне сложно. Такого монстра я никогда не видела даже в нелюбимых фильмах ужасов. Осьминог цвета детской неожиданности, покрытый скользкой тиной и стоящий на паучьих лапках. На пузыре, изображающем туловище и голову одновременно, горели зеленые глаза, лишенные век. Точнее, вместо век у него была белая пленка, то затягивающая страхолюдные гляделки и гасящая яркий свет глаз, то открывающая их снова. Как прожектор на маяке или что-то в том же стиле. Нос практически отсутствовал, если не брать в расчет маленький, выдающийся над склизкой кожей треугольник, постоянно шмыгающий и сочащийся мерзкой жижей. Под всей этой исключительной красотой виднелась узкая, но чрезвычайно длинная щель, лишенная губ и шевелящаяся, как будто чудовище жевало жевательную резинку. Зубов и когтей я не разглядела, да мне и не хотелось особо туда всматриваться, тем более – знакомиться с ними поближе.
Позади нас (трех «М» – Моня, меня и Мыра) в страхе всхрапнули кьяфарды эльфов, послышался металлический лязг и треньканье. Практически рядом с моим ухом просвистела стрела, чуть не мазнув хвостовым оперением, от которой тварь с легкостью уклонилась, поменяв форму своего желеобразного головотуловища. И тут почти одновременно произошло несколько событий…
Вскинул руку Мыр с криком:
– Не трогать!
На чистом и правильном, кстати, языке, что мгновенно зафиксировал какой-то не полностью оцепеневшей от ужаса частью мозг.
Я разрывалась между диким желанием хлопнуться в спасительный для психики обморок и остаться в сознании для спасения любимого бренного тела.
Чудовище резво зашевелило множеством волосатых конечностей и, ловко обогнув нас, с визгом:
– Фляф! – раззявило свою щель, выстрелив оттуда свернутым в трубочку длинным языком, и залепило им в лицо Болисиэля, выпустившего стрелу. Зверь брутально стащил эльфа с кьяфарда и шваркал несчастным вместо шарика на резинке.
Аккуратно отодвинув меня и соскочив с Моня, тролль бросился к шатену на выручку, не обращая внимания на брыкающихся кьяфардов и вопя во всю свою луженую глотку:
– Брось! Брось!
История повторяется. Только на манеже в этот раз вместо меня красавчик Болисиэль.
Тварь сроднилась с эльфом и не желала расставаться с новой неваляшкой, поднимая и вновь укладывая ушастика куда ей вздумается, при этом дружелюбно протягивая всем остальным мохнатые лапки и кося гляделками в разные стороны.
Если у чудовища глаза смотрели на все стороны одновременно, то лично мои сошлись к носу, разглядывая протянутую под этот самый нос лапку. И эта лапка упорно моталась из стороны в сторону и пыталась сграбастать мою конечность в непонятных целях. Наконец ей это удалось, и, отлепив с громким чавкающим звуком язык от бессознательного эльфа, оно уложило того на руки тролля и развернулось в мою сторону.