- Вашему вниманию, господа гардемарины, предлагается супец-люкс реактивный. Миски просю поближе, начинаем делёжку!
Егор поморщился.
- Меня укачивает от флотской серости, - непреминул заметить. Во-первых, до гардемаринов нам ещё пахать и пахать... И во-вторых, на флоте не делят, а раскладывают по мискам. Всё-таки мы ж не в пехоте.
- В данном случае не вижу особой разницы, - возразил Чижевский, ловко орудуя чумичкой. - Гоняют нас денно и нощно именно по-пехотному: то ползком, то бегом, то короткими перебежками и пригнувшись. Разве нет?
- Вот и двигал бы в пехоту, раз не можешь отличить её от подплава.
- Не могу, милорд, надо мной тяготеет груз семейных традиций. Не в пример некоторым, я всё ж потомственный моряк.
- Лично мне этим ничего не докажешь. Мой отец тоже был моряком. Только в отличие от твоего, ныне здравствующего, он лежит на дне...
- Ты этим упрекаешь меня?
- Ничуть. Я просто несколько иначе понимаю семейные традиции. По крайней мере, никогда не пытаюсь ими семафорить.
- А вот по-моему, традиций у всех у нас поровну, - вмешался Колбенев, - с тех самых пор, как мы надели флотскую робу. Не стоит их присваивать только себе и ничего не оставлять другим. Вот у Кузьмы отец воевал в танковых войсках. И это тоже традиции, ведь не откажешься от них. Верно?
Кузьма кивнул, не переставая сосредоточенно орудовать ложкой.
- Мой отец был сугубо штатским человеком, профессором истории, продолжал Колбенев. - В военном деле мало что понимал...
- Сожалеешь, что за него пришлось воевать другим? - перебил Вадима Чижевский. - Ты это хотел сказать?
- Он хотел сказать, что его отец записался в ополчение и погиб под Пулковом в самом первом своём бою - честно, как солдат, - ответил за друга Кузьма. - Мой батя, между прочим, вернулся с фронта калекой - в танке горел и почти ослеп. Вот такие у нас традиции...
- Зачем вы мне всё это говорите?! - взорвался Эдик. - Будто обвиняете, что мой отец остался жив и невредим!
- Никто тебя ни в чём не обвиняет, - с раздражением сказал Егор. Просто не следует себя считать мореманистее других.
- Вот именно, - подхватил Кузьма, - тем более, что перед Егором ты вообще салага.
- Впрочем, как и ты, - парировал Эдик с усмешкой. - Вас трое, сразу всех не переспоришь.
После ужина выдалось свободное время. До вечерней поверки можно было погонять мяч, почитать книгу, написать письмо, или же просто побродить по берегу. Но Чижевский, томимый жаждой деятельности, никому не давал покоя. Он где-то раздобыл объёмистую тетрадь с текстами всевозможных строевых песен и принялся уговаривать ребят собраться на спевку.