Комната была погружена в полумрак. Каридди распаковывал большую коробку, из которой появился светловолосый пупс с голубыми глазами.
— Смотри, — проговорил он, — какой замечательный подарок я тебе принес.
Маленькая Грета, забившись в уголок, никак не реагировала — не пошевелилась, не произнесла ни слова. Сицилиец лез из кожи вон, чтобы завоевать ее симпатию. На следующий день было назначено заседание суда по делам несовершеннолетних, на котором должен был решиться вопрос об опеке над девочкой. Для Тано невероятно важно было ее хорошее к нему отношение. Один ее враждебный жест, одно слово могли все испортить.
Но Грета никак не поддавалась. Бледная, с взглядом, устремленным в пустоту, скрещенными на груди ручками, словно она хотела защититься от этого чужого человека, в льстивом тоне которого чувствовалась скрытая угроза.
Как раз в тот момент, когда Тано протягивал ей куклу, с лестницы донеслись резкие крики. Двое телохранителей сицилийца силой удерживали Каттани, требовавшего впустить его в квартиру.
— Нам приказано не пускать тебя!
— Мне нужно увидеть девочку! — в бешенстве кричал комиссар.
Один из стражей, со шрамом на правом виске, попробовал подножкой сбить его с ног. Коррадо, пытаясь сохранить равновесие, пошатнулся и, воспользовавшись этим, тот хватил его кулаком в солнечное сплетение.
— Убирайся отсюда, если не хочешь, чтобы тебе переломали все кости! — прорычал второй телохранитель.
Каттани пыхтел, как разъяренный бык. Пригнув голову, он бросился на охранников, но еще немного — и ему бы крепко досталось, если бы наверху, на лестничной площадке, не появился Тано.
— Прекратите! — заорал он.
Оба мгновенно ретировались. Тано спустился на несколько ступенек, прямой как палка, надутый от важности.
— Да кем ты себя вообразил? — крикнул он комиссару презрительным тоном. — Строить из себя какого-то ангела-мстителя, а сам всего лишь жалкий, нищий легавый!
— Тано Каридди! — Голос Каттани зловеще прогремел по всей лестнице. — Ты можешь взять Грету, можешь захватить банк, но запомни: спокойной жизни не жди. Я тебе не дам передышки, буду преследовать тебя повсюду. Даже в преисподней. — Каттани резко повернулся на каблуках, лицо его потемнело. Сделав несколько шагов, он обернулся и с мрачной усмешкой повторил: — Даже в преисподней.