Женя проводила его до порога, захлопнула дверь. Хотела идти обратно в комнату и наткнулась на мать. Та смотрела на нее вопросительно.
— Что все это означает?
— Ничего, — спокойным голосом проговорила Женя. — Саша волновался за твое здоровье, вот, решил навестить.
— Это очень трогательно. — Ольга Арнольдовна скептически поджала губы. — Но мне почему-то показалось, что дело не только в этом.
— А в чем еще? — устало спросила Женя.
— Женюся, не стоит пудрить мне мозги. Скажи честно, ты решила сделать перестановку на личном фронте? Так?
Женя молчала, затравленно глядя на мать.
— Что случилось? — тон Ольги Арнольдовны из язвительного стал серьезным и участливым. — Ты окончательно потеряла надежду?
— Да.
— Все так плохо?
— Хуже некуда.
— Что ж такого Карцев выкинул на этот раз? Ведь не изменил же тебе?
— Вот именно. — Женя боком протиснулась мимо матери и скрылась в комнате, плотно прикрыв за собой дверь.
Она ожидала, что та сейчас же войдет следом и начнет опять подробно и настойчиво обо всем расспрашивать, но Ольга Арнольдовна не появлялась.
Женя разобрала диван, постелила постель и в задумчивости присела на ее край. Ей казалось, будто ее оглушили сокрушительным ударом в челюсть, и она пребывает в полнейшей прострации. Женька, Женька! Как он мог так поступить? Как мог? После всего того, что было — нет, в это поверить невозможно!
Женя уткнулась лицом в подушку, но глаза по-прежнему оставались сухими. Сердце разрывалось от тоски и отчаяния. Как ей забыть его? Как? Кто бы подсказал.
Она вдруг подумала, что именно так, возможно, сошла с ума Зинаида. Не стало рядом того, кто был ей дороже всего, и жизнь потеряла смысл, превратилась в ад. Вместо слез внутри пылал уничтожающий огонь, не оставляя ничего разумного, милосердного, человеческого. Опаленный этим огнем уже никогда не сможет побороть в себе жестокости.
Женька жестокий. Он знает, как она мучается и ни капельки не жалеет ее. Он жалеет лишь себя. Что ж, наверное, он имеет на это право. И вообще, он имеет право жить так, как ему хочется: целоваться с Любкой, спать с ней, ненавидеть, кого угодно, презирать всех и вся. И не вспоминать о влюбленной в него наивной дурочке.
Дверь тихо скрипнула. «Мама», — безразлично подумала Женя. Но это оказался Ксенофонт. Он пересек комнату и мягко вспрыгнул ей на ноги. Женя ма секунду оторвала лицо от подушки и тут же снова упала навзничь. «Не могу, не могу!» — Она старалась избавиться от адского пламени, терзающего ее изнутри, изо всех сил старалась заплакать. Хоть каплю слез, хоть малую толику — лишь бы смягчить эту невыносимую, жгучую боль, утолить бессильную ярость, остудить гнев.