— В угол поставите? — раздался шутливый голос.
— Нет. Не пущу на новогодний банкет.
— Это беспредел! — завопили ребята.
Лось невозмутимо пожал плечами.
— Кому не нравится, возвращайтесь в Москву.
— Ужас! — с набитым ртом произнесла Люба.
— Говорят, он в поездках всегда так себя ведет, — заметил Санек.
— Вот зверюга! — Люба подцепила с блюда последний бутерброд с семгой. — Ладно, завтра после концертов мы отыграемся. Будем гулять всю ночь, и ничего он не поделает.
Женя слушала ее вполуха, глядя на дверь. Она ждала, появится или нет Карцев. Тот не появлялся, подтверждая правоту Сидоренко. Любка закончила трапезу, напилась кофе, и они все втроем дружно направились в актовый зал.
Лось пришел минут через десять. Зачитал завтрашнее расписание, повторил приказ не есть мороженого, не пить спиртного и не тусоваться в номерах до окончания концертной программы. Затем все разошлись по своим комнатам.
Женя расстелила постель и легла. Люба тоже легла, включила над кроватью бра, достала из тумбочки журнал.
— Я почитаю немного, не возражаешь?
— Читай, — разрешила Женя и закрыла глаза.
Ее тотчас сморил сон.
Разбудил Женю звонкий Любин голос.
— Ну что, приснился тебе Санек?
— При чем тут Санек? — Женя сладко зевнула и села на кровати.
— Как же! «На новом месте приснись жених невесте!» — Люба насмешливо подмигнула.
Она была уже полностью одета и причесана, кровать застелена.
— Ты слишком долго спишь. Явно, у тебя переутомление. Тебе нужно бежать от Столбового.
— Заткнись, — спокойно проговорила Женя и не спеша спустила ноги на коврик.
— Сегодня тридцать первое, — напомнила Люба.
— Знаю.
— В столовой уже елку наряжают. Я ходила смотреть, пока ты тут дрыхла. Огромная елка, до самого потолка. Я еще с ди-джеем познакомилась — классный парень.
— Господи, как ты много успела. — Женя улыбнулась и, протянув руку, сняла со спинки стула халатик.
— Кто рано встает, тому Бог дает, — гордо процитировала Люба.
— Когда у нас завтрак?
— Через пятнадцать минут. А через час мы уже должны сидеть в автобусе. Так что — пошевеливайся, лежебока!
Позавтракав, хористы поехали в город. Открытие фестиваля происходило в зале филармонии. Назначено оно было на двенадцать дня, а с десяти шли акустические репетиции.
Лось заметно волновался. Его обычно добродушное лицо приобрело каменное выражение, он то и дело рявкал на кого-нибудь из ребят, а на сцене и вовсе осатанел.
— Что вы несете?! — орал он на сопрано. — У вас что, несмыкание связок? Опозориться хотите? «Фа» достать не можете! Нужно было спать, а не лясы точить!
— Мы спали, — обиженно оправдывались девчонки.