Льюис говорил что-то, пока эти и подобные мысли вертелись снова и снова в голове Морса, и он не слышал и слова из сказанного.
– Простите, Льюис?
– Я только говорю, что мы так делали, это… над макушкой головы, говорю, и ставили дату возле нее.
Морс, неспособный истолковать эту явную белиберду, кивнул, как будто все понял, и пошел к машине. Огромная, написанная белым спреем надпись на стене одного из домов в следующем ряду, бросилась ему в глаза: «Руки прочь от Чили» – несмотря на то, что с трудом можно было разобрать, кого этот потонувший в невежестве квартал, призывал к такому действию – или скорее к такому бездействию. «Попробуйте Гео. Чай Ламли – один шиллинг и два пенса» – выглядело более уместно, и было нарисовано краской на заложенном кирпичами окне первого этажа следующего дома. Первоначально буквы были выписаны синей краской на желтом фоне, но теперь она побелела до того серого, каким красят военные корабли. Надпись (настолько старая), что Джоанна могла бы видеть ее каждый день, отправляясь в школу или играя на этой улице – надпись из прошлого, которую бригада разрушителей скоро вымарает из архивов местной истории одним взмахом гигантских шаров, подобных шарам в кегельбане.
Точно так же, как и вандалы из Оксфордского муниципального совета, когда…
Оставь, Морс!
– Теперь куда, сэр?
Нужно было совсем небольшое усилие, чтобы сказать это, и он сумел:
– Думаю, что прямо домой. Если нет чего-то другого, что вы хотели бы посмотреть.
То, что казалось целью прихода –
Лишь скорлупа, оболочка намеренья,
Из которой проклюнется цель, когда уже поздно,
А то – не проклюнется вовсе. Либо нет тебе цели,
Либо цель вне пределов твоих,
Либо сменилась в конце.
Т.С. Элиот, «Четыре квартета: Литтл Гиддинг»
Морс редко вел разговоры в машине и молчал, как обычно; за это время Льюис преодолел расстояние в несколько миль до магистрали. И также, обычным образом, ум его плутал по своему сложному механизму, и он все яснее осознавал присутствие некоего незначительного раздражителя. Его всегда беспокоило, если он чего-то не понял, если чего-то не расслышал – даже в мелочах:
– Что точно вы объясняли мне там, у дома?
– Имеете в виду, когда вы меня не слушали?
– Просто скажите мне, Льюис!
– Я только рассказывал о временах, когда мы были детьми, только и всего. Мы измеряли, насколько подросли. Это всегда делала мама – в каждый день рождения – на стене кухни. Предполагаю, что та кухня напомнила мне об этом. Не в гостиной – там были самые красивые обои, и, как я говорил, она прикладывала линейку над моей головой, вы понимаете, и после отчеркивала и ставила дату…