Еще одна особенность исполнения роли заключается в том, что, играя, «забываешь себя». Руководитель известного оркестра Лоуренс Уэлк рассказал нам о том, как развивалась его застенчивость и как роль музыканта-исполнителя перевернула его жизнь.
«Из-за болезни и серьезной операции я не пошел в первый класс. Когда я пошел в школу на следующий год, то оказалось, что я на голову выше ростом своих одноклассников. Я чувствовал, что я “дубина”, как иногда называл меня отец. Это усугублялось тем, что я расцениваю как врожденный комплекс неполноценности. В конце концов из четвертого класса меня исключили.
Я вырос в семье, говорящей по-немецки, и когда в возрасте 21 года я покинул ферму моих родителей, то обнаружил, что говорю с чудовищным акцентом. Перспектива говорить на людях приводила меня в ужас. Я любил играть на аккордеоне и всегда, когда оказывался в компании, втайне надеялся, что меня попросят сыграть. Но людей я боялся и, выходя на публику, был готов провалиться сквозь землю. Преодолеть застенчивость и развить уверенность в себе мне очень помог человек по имени Джордж Т. Келли. Он пригласил меня работать в маленькой труппе, исполнявшей водевили. Джордж представлял меня как «величайшего аккордеониста в мире» (что, безусловно, являлось огромным преувеличением). Он же научил меня всему, что сам знал о мире шоу-бизнеса.
К тому времени, когда я возглавил собственный оркестр, я уже неплохо владел теми приемами, которые позволяют развлечь публику. Но говорить что-нибудь со сцены было для меня немыслимо. Прошло не меньше 20 лет моей концертной деятельности в качестве руководителя оркестра, прежде чем я выдавил из себя первые слова, находясь на сцене. Эти слова были: “И – раз, и – два”. На радио (а позднее на телевидении) я столкнулся с рядом проблем, вызванных моим сильным акцентом, недостатком образования и боязнью говорить публично. Когда я подписывал свой первый контракт на участие в телевизионном шоу, то узнал, что говорить придется, и был готов все бросить и бежать на свою ферму. Я лишь с трудом отреагировал: “Вы, должно быть, шутите?” (хотя в то время это было сказано на каком-то ужасном сленге с сильным акцентом). По прошествии 26 лет работы на телевидении, после бесчисленных выступлений в поддержку Американского общества борьбы с раком, а также появлений на публике в связи с изданием моей книги, я чувствую, что почти избавился от робости, когда-то мною владевшей, и приобрел некоторое душевное равновесие. Перед лицом своего оркестра или в обществе близких друзей я чувствую себя просто прекрасно. Можно сказать, что моя работа в значительной степени помогла мне преодолеть застенчивость. За прошедшие 50 лет я почти избавился от застенчивости. Думаю, это произошло во многом потому, что я стараюсь избегать неприятных ситуаций и всегда обдумываю, что мне предстоит сказать. А если дело поворачивается лихо, я всегда могу положиться на свой ансамбль – ребята все скажут вместо меня своей прекрасной музыкой. И когда застенчивость, это старое чудовище, просыпается, мои замечательные музыканты обязательно выручат меня».