Андрон плюет, но плевок свой не растирает. Разливает еще.
Кусты, за которыми они сидят, шевелятся, Андрон суетливо прячет бутылку за пазуху – перед ними стоит дружинник. Сережа разглядывает его внимательно: у дружинника скрючена шея.
– Э! – вскакивает Сережа. Он узнал дядю Ваню, балагура из больницы, соседа по палате.
– Ничего, ничего! – говорит дядя Ваня кому-то за кустом. – Тут свои! Наши! – Он присаживается к Сереже, отнимает у него бумажный стаканчик, подставляет его Андрону. – Дай-ка лучше мне!
Андрон успокаивается, жмет руку дяде Ване, объясняет:
– Первую получку обмываем!
– А ты че? – говорит дядя Ваня. – Работаешь? А нашто?
– Мама у меня померла, – спокойно отвечает Сережа. Он вспоминает, как соврал тогда дяде Ване, что Никодим его отец, и хладнокровно восстанавливает истину: – А тот-то, помните? Он не отец…
– Отчим? – спрашивает дядя Ваня.
– Нет… Просто так… Никто…
Теперь Сережа лежит в траве, разглядывает осотовые шишечки и края лопухов, которые обрамляют небо. Ему хорошо. Чуточку клонит в дрему, но он не спит, слушает, как философствует Андрон.
– Мы тут про жизнь, – объясняет тот дяде Ване. – Значит, на чем я остановился? Ну да! Плюнуть и растереть! Жить надо неспешно, куда торопиться, себя надрывать – на тот свет? Поспеется. А на том свете все меж собою равны. И достигшие. И недостигшие. Недостигшим-то еще и лучше, поди-ка. Хоть вспомнить есть что: жил, мол, удовольствия ради, а не бежал наперегонки с другими. Ты вот хто? – обращается Андрон к дяде Ване. – Асфальтировщик? На катке? Прально! Прально! Мудро, я бы сказал! Я вот тоже всего-навсего осветитель. Лампочками освещаю людей. Не бог весть, слышь? И не надо! Я не гордый. Я и так проживу, пусть другие ломаются: призвания, мечтания, тьфу – растереть и плюнуть!
«Ха, летчиком я хотел стать, – думает Сережа, – а вот и не буду. Буду осветителем, как Андрон, – просто и тихо. И не надо ломать голову, биться, выпендриваться, все верно он говорит».
Андрон молчит, допивает свой портвейн, а дядя Ваня говорит задумчиво:
– Заберу, однако, я тебя.
– За что? – поражается Андрон. – Вместе же пили!
– Вместе, – грустно соглашается дядя Ваня, – но я тебя не за это заберу. А за слова твои, понял? За твою философию. – Он берет Андрона за грудки, притягивает к себе. – Житуха-то ему и так не больно сверкает, понял? Так ее веселить надо, понял, а не паскудить, как ты! Масло в огонь не подливать, да еще мальчонке! – Он поднимает Андрона на ноги. – А ну давай, Лев Толстой! Пошли к богу!
Сережа хохочет. Ну просто заливается. У Андрона на лице страх – того и гляди в штаны напустит. Он же не знает, какой дядя Ваня балагур.