Мама удивленно глядит на него, смущается отчего-то, потом твердо повторяет:
– Нет, про тебя.
– Ну а я тогда про тебя, – говорит Сережа. – Ты тоже моя звезда заветная. – Он садится в раскладушке.
– Ладно, ладно, – грустно говорит она, – пока заветная, и то хорошо. А вырастешь, будет у тебя другая звезда. Про меня и не вспомнишь.
– Эх ты! – возмущается Сережа, отстраняясь. – Так про меня подумала! Я же твой сын, как я про тебя забуду? – Он умолкает, вспомнив Никодима, и прибавляет обиженно: – Не то что ты!
Мама резко вскакивает, вешает гитару на гвоздик. Не поворачиваясь к Сереже, чиркает спичкой, сильно затягивается, говорит:
– Не беспокойся, я уже решила. Будет все, как было. И Никодим тут ни при чем.
Сережа приподнимается на раскладушке, молчит от растерянности, потом спрашивает жалобно, надеясь и не веря:
– Правда, мама?
Она оборачивается к Сереже, комкает пальцами папироску, подходит к зеркалу.
Сережа притихает. Мама смотрит не в зеркало, а на Никодима.
Потом берет карточку в руки, трогает ее, словно гладит Никодима, и вдруг рвет в мелкие клочки.
У Сережи перехватывает дыхание.
– Зачем? – удивляется он, приподнявшись на локте. Теперь-то Никодим не страшен ему. Нисколечко. И может еще сто лет сидеть там, в углу зеркала.
– Да что уж тут, – отвечает мама, подходит к выключателю и щелкает им.
Сережа, приподнявшись, вглядывается в темноту, стараясь рассмотреть маму. В отраженном свете улицы он видит ее лицо, и ему кажется, что она лежит с открытыми глазами. Он зовет ее шепотом, но она не отвечает, и тогда Сережа решает, что это, верно, от усталости и от вина ее так скосило.
Та-та-та-та…
Та-та-та-та…
Сереже снится война. Будто он летит на своем оранжевом самолете и строчит по невидимому врагу. Трассирующие пули идут впереди самолета широким белым веером, вспарывают землю внизу, Сережа летит на бреющем, одно крыло чуть вниз, потом штурвал к себе, и оранжевый самолет круто взмывает вверх. Сережа видит, как оттуда, из-под облака с золотой каймой, падает на него черный крест – вражеский самолет.
Он нажимает гашетку.
Та-та-та-та…
Но трассирующий веер не рассыпается впереди него.
Та-та-та-та…
Значит, кончились патроны. Кто же тогда стреляет? Черный крест? Черный крест…
Сережа видит, как смертельный веер тянется к нему, словно белые длинные пальцы. К его заметному оранжевому самолету.
Сережа вскакивает. Ощущает, как капельки пота ползут по лбу. Фу, душно в комнате.
Он вздрагивает.
Та-та-та-та…
Черный крест опять строчит. Хотя нет, это стук. Кто-то стучится в дверь. На улице уже светает.
– Мама, – шепчет Сережа, – мама!