Мельком взглянув на покойника, Брандт задернул простыню, кивнул стоявшему позади санитару, отступил. Тот толкнул носилки в фургон, запер и пошел к водителю. «Скорая» уехала, толпа под окрики сержанта: «Уходите, все кончено. Нечего больше смотреть. Вам что, пойти некуда?» – стала рассасываться.
Миллер посмотрел на Брандта и поморщился.
– Зрелище не из приятных.
– Верно. Эх, бедняга. А для тебя здесь ничего нет, так?
– Исключено. Как ты говоришь, такое случается на каждом шагу. Люди мрут по всему миру, а никому и дела нет. Тем более, когда убили Кеннеди.
– Эх вы, журналисты, – усмехнулся Брандт.
– Давай посмотрим правде в глаза. Кеннеди – вот о чем хотят читать люди. Они и покупают газеты.
– Ага. Ладно, мне пора в участок. До встречи, Петер.
Они снова пожали друг другу руки и расстались. Миллер поехал обратно к альтонскому вокзалу, выскочил на главную дорогу к центру города и через двадцать минут поставил «ягуар» в подземный гараж на площади Ганзы, в двухстах метрах от дома, где снимал комнату под самой крышей.
Держать машину в подземном гараже всю зиму стоило недешево, но это была одна из прихотей, которые он себе позволял. Ему нравилась и довольно дорогая квартира – она была высоко и выходила окнами на суетный бульвар Штайндамм. Об одежде и пище Миллер не заботился – в двадцать девять лет при почти шестифутовом росте, с взъерошенными каштановыми волосами и карими глазами, какие нравятся женщинам, ему не нужно было дорогое платье. Один друг как-то завистливо заметил: «Ты и в монастыре найдешь себе подружку». Миллер засмеялся в ответ, но слова польстили ему – он знал, что это правда.
Настоящую его страсть составляли спортивные автомобили, журналистика и Зигрид, хотя он не раз со стыдом признавался, что, если бы ему случилось выбирать между Зиги и «ягуаром», ей бы пришлось искать другого любовника.
Он остановился, еще раз оглядел «ягуар», освещенный гаражными фонарями. Временами Петер насмотреться не мог на свою машину. Даже на улице он частенько останавливался и восхищенно разглядывал ее, а иногда к нему присоединялся какой-нибудь прохожий и, не зная, что автомобиль принадлежит Миллеру, говорил: «Неплохая штучка, а?»
Обычно молодые журналисты не ездят на «ягуарах XK 150S». Запчасти к нему в Гамбурге достать было практически невозможно, тем более что серия XK, в которой S стала последней моделью, была снята с производства в 1960 году. Миллер ремонтировал его сам, по воскресеньям часами лежал в комбинезоне под шасси или забирался в двигатель так глубоко, что из-под капота только ноги торчали. Бензин, который пожирали три карбюратора машины был при высоких ценах на горючее в ФРГ главной статьей расхода Миллера, но Петер охотно платил за него. Стоило Миллеру, нажимая на акселератор, услышать мощный рев двигателя или, вырвавшись на свободное шоссе, ощутить, как тебя вминает в сиденье на крутом повороте, и он забывал обо всем. Петер ужесточил независимую подвеску передних колес, и «ягуар», задняя подвеска которого и так была достаточно жесткой, проходил повороты без малейшего крена, оставляя других шоферов болтаться на мягких пружинах своих машин далеко позади. Едва купив «ягуар», Миллер перекрасил его в черный цвет с осино-желтыми полосами по бокам. Машину сделали в Англии, в Ковентри, она не предназначалась для экспорта, поэтому руль у нее был справа, что иногда затрудняло обгон, но позволяло переключаться левой рукой, а баранку держать правой – и со временем это Миллеру стало нравиться.