— Маша! Только на пару слов… не больше, — говорил он, обращаясь к девушке.
— Оставьте меня! Позвольте пройти! — взвизгнула та.
— Прошу вас посторониться, — промолвил взволнованным голосом студент, стараясь заслонить свою спутницу.
— Маша! Только на пару слов!
— Оставьте! — громко крикнул студент и тихо отстранил рукою блондина.
Тот попятился, громко выругался и занёс было руку со стаканом, чтобы плеснуть чаем в лицо девушке, но какой-то господин, входивший в это время в кофейную, удержал его, и стакан расплескался в руках негодующего блондина.
Минуту спустя, в кофейной Н. всё было спокойно: врач принялся за газету, девушки опять зашептались о чём-то, с неудовольствием посматривая в сторону нашумевшего посетителя. Последний быстро расплатился, не докончив своего стакана, конфузливо опустил глаза и вышел.
Всё время, пока вспоминалась мне эта, пожалуй, обычная сцена человеческих недоразумений, я смотрел чрез дверь на странного незнакомца и думал о Маше.
Всё это было так недавно, какой-нибудь месяц тому назад. Я сидел в светлой уютной комнатке, смотрел на высокую стройную брюнетку в шляпке с пунцовым цветком, а теперь я знал, что она уже умерла, и прихрамывающему господину некого просить уделить минутку «на пару слов». Полчаса тому назад он такими печальными глазами смотрел на меня, когда говорил: «Маша-то умерла… умерла моя голубка». Печальным и достойным сострадания смотрел он и тогда, когда сидел со своими товарищами за бутылкой вина, вероятно, с желанием найти покой душе на дне этой бутылки. Сидел он, перекинув ногу на ногу, понурив голову и блуждая печальными глазами где-то далеко-далеко. Один из его собеседников что-то рассказывал, и он как будто слушал его, но, казалось, не слышал того, о чём говорилось: он думал, что было видно по его задумчиво-скорбному лицу.
Никто не ошибся бы, если бы сказал про него в эту минуту: «Вот человек, переживающий тяжёлую душевную муку». Он казался таким, он в действительности был скорбным. Он любил покойную Машу, но смерть её не начало драмы, а последний акт её: драма началась ещё при жизни девушки. Несколько лет Маша и он жили дружно, любили друг друга, и бездомная девушка, несмотря на свою тяжёлую, порочную профессию, любила бескорыстно, своими ласками скрашивая одинокие дни такого же как и она бездомного неудачника, который теперь оплакивает свою утрату. А он? Он был счастлив с Машей, он шёл к ней, побуждаемый и страстью, и желанием отдохнуть от сумятицы жизни. Кто знает, может быть, у Маши, в её неуютной, убого-нарядной комнате, быстро пролетало время, когда два бобыля-бессемейника, отдыхая вдвоём, не замечали долгих томительных часов, забывая о своём одиночестве под ласками недолгого призрачного счастья. Сердце капризно, призраки мимолётны: в каждую минуту жизни человека подстерегает несчастье.