— По кладбищамъ чѣмъ хорошо просить? — сказалъ онъ. — Безопасно. Не ловятъ. Туда полицейскіе почти не заглядываютъ.
— Нѣтъ, ужъ ты такого племени. Тебя тянетъ туда. Покойникъ тебѣ милъ, — опять сказалъ ему Чубыкинъ.
— А что-жъ, можетъ быть и такъ, — согласился съ нимъ Скосыревъ. — Да мнѣ и быть-бы при деревенскомъ кладбищѣ, жить-бы на погостѣ, еслибы я съ моей Натальей Васильевной повѣнчавшись не былъ. Вѣдь дядя-то мой протопопъ все-таки схлопоталъ мнѣ мѣсто дьякона въ деревню на причетническій окладъ. И куда схлопоталъ-то? Въ тотъ-же самый Лужскій уѣздъ, куда я теперь высылаюсь. Схлопоталъ, — разсказывалъ Скосыревъ, — но поздно вышло. Женатъ ужъ я былъ, хоть и продалъ свою жену,
— Да вѣдь духовные-то и должны быть женатые, — возразилъ Чубыкинъ.
— Правильно. Но для полученія мѣста-то тутъ долженъ быть непремѣнно холостой, взять за себя сироту, дочь умершаго дьякона и кормить и старуху тещу и сестренокъ невѣсты. По-нашему, по-кутейнически, это называется «со взятіемъ». Даютъ при невѣстѣ мѣсто въ приданое — ну, ты и кормись на этомъ мѣстѣ, да и семью невѣсты корми. Ну, дядя розыскалъ меня, принялъ, ругательски изругалъ меня за жизнь мою безпутную и говоритъ: «хотя ты и великій, грѣшникъ, а все-таки Богъ тебѣ счастье посылаетъ. Сходи ты въ баню, отпейся чаемъ и квасомъ, почистись, постригись, принарядись и поѣзжай на показъ къ невѣстѣ и ея матери. Денегъ я дамъ на дорогу». Слушалъ я это слушалъ, да какъ разрыдаюсь передъ дядей. «Что ты, — говорить дядя, — что ты, безпутный? Чего ты? Или это слезы раскаянія?» Тутъ я ему и объявился: «дяденька, я ужъ давно женатъ, но только съ женой разошелся». «Когда? Гдѣ? Какъ? Отчего-же ты къ дядѣ за благословеніемъ не явился?» Ну, тутъ я ему всю подноготную… Услыхалъ и выгналъ вонъ… И ужъ съ той поры къ себѣ не принимаетъ. Такъ вотъ… Дьякономъ-бы мнѣ быть и назывался-бы я «отче», какъ ты меня вчера называлъ, если-бы не любовь моя проклятая къ Наташѣ,- закончилъ Скосыревъ. — Глупъ былъ, неопытенъ.
Свѣтало. Сидя за столомъ у окна, Скосыревъ замѣтилъ бѣгущихъ по улицѣ школьниковъ — мальчиковъ и дѣвочекъ съ сумками и сказалъ Чубыкину, поднимаясь изъ-за стола:
— Ребятишки въ училище побѣжали. Тебѣ рано еще въ рынокъ, ты посидишь, а мнѣ на кладбище пора. Далеко вѣдь. Когда-то еще туда дошагаешь! Если вздумаешь со мной вечеромъ встрѣтиться, то я буду въ томъ-же ночлежномъ. Прощай.
Онъ протянулъ руку Чубыкину и вышелъ изъ чайной.