А ведь кровь была. За каждым камнем, за каждым граммом драгметалла.
Алая человеческая кровь.
Конечно же, первоначально крови не было ни на камнях, ни на золоте. Она появлялась в результате убийства людей, которым они принадлежали.
Точно так же первоначально у людей, совершавших по приказам Хозяйки и наводкам Мадам преступления, связанные с убийством и ограблением владельцев уникальных драгоценностей, не было желания убивать ни в чем не повинных людей.
Убивать приходилось. Чтобы следов не оставалось.
А нет человека, нет и следов. Остается в остатке чистое золото.
Матрена Дормидонтовна Семиглазова, так по паспорту значилась эта высокая, дородная, красивая женщина, которую Бог наградил не только изысканным именем, отчеством и фамилией, но и румянцем во всю щеку, высокой грудью, могучими бедрами, была человеком совсем не злого нрава. Она обожала твоего мужа, человека тихого, спокойного, непьющего и некурящего, скромного инженера в НИИ твердых сплавов. Она души не чаяла в своих сыновьях-близнецах, Вовике и Сереженьке, в 1996 году пошедших в первый класс и уже проявивших способности к пению и рисованию.
И вины ее в том, что смерть все время шла с ней рядом, не было. Так выходило.
Она и не знала, что у мужа больное сердце. Все просила в ту ночь:
— Еще, еще, миленький ты мой, касатик ты мой, еще, еще. Ну, давай я сверху, коли ты наездничать утомился. Ну, еще немножечко, потерпи, касатик!
Он терпел. Сколько мог. И умер от обширного инфаркта под ней.
Матрена очень тяжело перенесла его смерть. Убивалась, убивалась, хотела руки на себя наложить. Все себя же и винила, твою ненасытность, свое здоровье. Ради детей осталась жить. И всю свою ненасытную жажду любви перенесла на детей. Второй раз замуж не вышла. И гулять не стала. Хотя здоровая ее натура требовала не только материнской, но и простой бабьей любви и самоотдачи. Терпела.
Особых странностей за ней не замечали. Отметили только соседи и дальние родственники, что стала Матрена задумчивой; подолгу сидела в такой вот задумчивости, не говоря ни слова, ничего не делая, перед открытой книгой или выключенным телевизором и улыбалась.
Когда через год после смерти мужа два ее херувимчика, два солнышка ее, две ягодиночки, возвращаясь из школы и переходя улицу, были сбиты самосвалом, за рулем которого сидел пьяный водитель, она сутки лежала без сознания.
Потом встала. Похоронила детей. Рядом с отцом. И стала, казалось бы, прежней. Только улыбаться перестала.
Через месяц она разыскала выпущенного на поруки трудового коллектива (меру пресечения ему изменили на подписку о невыезде в связи с заболеванием хроническим туберкулезом в открытой форме) водителя того самосвала. Отследила его после работы и придушила голыми руками в ста метрах от автобазы.