— Ход, на средний, — жестко прозвучала очередная команда в машинное отделение.
Бурун за кормой посерел от усилий винтов, отчего движение корабля заметно ускорилось. Никто на мостике не обратил внимания, как по загорелой щеке командира ракетно-артиллерийской боевой части скатилась крупная слезинка, то отступала тоска по любимой женщине, превращаясь в печаль.
Корабельная жизнь шла по плану боевой подготовки, который никогда полностью не выполнялся на базе. Распорядок дня отрабатывался минута в минуту. За час успевали то, что не смогли бы на берегу за неделю.
— Вахтенный офицер, заданная скорость? — проверил бдительность командир.
— 14 узлов, — весело ответил Баранов.
— Увеличить до двадцати, — приказал командир.
Вахтенный тут же прокричал в переговорную трубу, напрямую связанную с постом управления машинами: «Скорость в двадцать узлов!»
На какое-то время ходовой мостик затих в ожидании чего-то важного. Корвет выходил на свою крейсерскую скорость, наиболее экономичную по потреблению топлива и составляющую около 80 % от максимальной скорости. Рабочую атмосферу главного командного пункта прервал громкий доклад сигнальщика: «Прямо по курсу рыболовецкий сейнер семафором сообщает о пожаре на нашем корабле».
Находившиеся на мостике люди засуетились одновременно, выискивая признаки пожара. Вахтенный офицер заерзал первым, глубоко втянул в себя чистый морской воздух и не почувствовал дыма. Куринов инстинктивно озирался по сторонам, также не находя угрозы.
— Горит труба! — прокричал снова сигнальщик.
Все повернули головы в сторону кормы, где из трубы вырывались двухметровые языки пламени.
— Рыбак предлагает помощь и спрашивает, что с трубой? — снова доложил сигнальщик.
Взгляды четырех пар глаз уперлись в командира. В них сквозило требование отдавать приказы, действовать, и Куринов, угадав причину возгорания, дал ответ с присущим флоту юмором:
— Передайте на сейнер, ничего страшного, просто испытываем новый вид топлива. — И с удовлетворением отметил, как спало напряжение, моряки заулыбались.
На самом деле от резкого увеличения скорости загорелись новые форсунки на котлах, обильно покрытые заводской смазкой.
Наступило время вечернего чая, двадцать один ноль-ноль. Именно этот отрезок корабельного времени используется в виде психологической разгрузки уставших за день офицеров. Немногочисленные посетители кают-компании мирно чаевничали, наблюдая по телевизору за футбольным матчем. В этот момент «психолог» — старший лейтенант Будкин, красный, как вытащенный из кипятка рак, с шумом ворвался в кают-компанию.