Плесы двинские, буксир, шлепавший колесами мимо серых деревень, озимей зеленых и багряных перелесков, под чаячий крик, меж высоких берегов. Окопы в полях. Атаки — штык на штык… Не мое все! Не мое!
Мое — лагерная баланда, завшивленный матрас…
После ванны фельдфебель разлегся голый в кровати. Сосал пиво. Бутылку за бутылкой.
— Яшка, сюды!
— Чего изволите?
— Слухай, набирайся ума. Вот дворяне хочут свои привилегии возвернуть. Шиш им — империю проворонили! Мы, значит, хозяева теперь. Потому как с народом умеем управляться, черной работы не боимся. Да передо мной вся волость шапку ломала, в церкви я староста и в управе свой человек. А дворянчик разве заступит в лагере на мое место? Не с руки ему. Пальчики нельзя замарать. Крысы… — плюнул фельдфебель. — Бросают Расею, бегут. А нам без нее — никуда!
Мнусь я у порога. Воду из ванны выпустить надо, пол затереть. И поздно уже. Завтра в шесть подъем. Не высплюсь.
— Порядки, Яшка, заведем строгие. От рубля и от копейки. В мошне не пусто, стало быть — человек. А не звенит в кармане — отыди, людям не заступай дорогу, харя!
Батарея пустых бутылок под кроватью. Рыгает жирный боров, налакался.
— Баре, я слышал, на сон грядущий велели себе пятки чесать. Опробовать разве? Мы заместо бар. Шиш им, не власть. Яшка, чеши мне пятки. Сполняй, харя!
Прохватил меня озноб. Я словно проснулся: Федька, ты ли это?
Чего уж, не своя воля, на тыщу лет вперед неволя!
Нет уж, так лучше не жить…
У фельдфебеля был потный, в крапинах веснушек затылок, оттопыренные уши, на виске билась жилка. Билась злым живчиком.
Подняв с пола бутылку, я примерился и врезал, что было мочи, по живчику… На-а! На!
Не охнул боров, только ногами засучил.
Затем я набрал пустых бутылок в обе руки. Для чего бутылки? Был я не в себе, нет другого объяснения.
— За пивом? — окликнули меня в проходной.
Фельдфебель вечерами гонял меня к знакомой шинкарке, поэтому охранники в проходной привыкли и не задерживали.
На путях пыхтел под парами состав: паровоз и две-три порожние платформы.
Смазчик — я удивился масленке с длинным носиком и долго торчал, ее разглядывая, — турнул прочь:
— Чего ошиваешься? Ступай мимо.
— Я на ту сторону…
— Лезь живей, сей минуту тронется!
Попробуйте, однако, с бутылками, если они норовят выскользнуть, упасть и разбиться, — попробуйте с бутылками, прижатыми к груди, пролезть под вагонами? Мешают, связывают. Никак не могу я расстаться с бутылками, и надо голову потерять, чтобы ползти через рельсы под вагоном, когда заняты руки. Кончилось тем, что выронил одну бутылку. Еще, еще! На, леший, возьми, леший! Нагорит от фельдфебеля. Изуродует жирный боров.