Работа над ошибками (Клюшина) - страница 100

Стас со скрипом признался себе, что Вероника с некоторого времени начала ему нравиться.

Пуля делил всех баб на три категории: вообще не надо, переспать сойдет и чего-то побольше. Последняя категория была как для Пули, так и для Стаса, неизвестным лесом. И Вероника уже не подходила под «не надо», и с трудом вмещалась в «просто переспать». Стас это понял, когда шапку стал поправлять. И далась ему эта шапка? Придурок.

Вероника покорно ждала, даже заскучала в конце, как показалось Стасу. А тот решался — и не решился ее поцеловать. Тянул все время, тянул… и так ничего и не сделал. Не поцеловал, не сказал ничего, кроме парочки утешительных фраз, которые бы произнес любой даже с более сочувствующей интонацией. Струсил.

И Пуля, и Командир его бы давным-давно размазали насмешками. Красавчик Стас струсил перед бабой. Полный пи…

Проехали. Дальше посмотрим по ситуации. Если Вероника будет не против…

И Стас вдруг понял, что стал заложником шахматных партий. Все расписано игроками, и приняты роли. Вероника привыкла быть шахматным противником и приятельницей — и никем больше. Стас сам в свое время навязал ей это, а она спокойно приняла правила игры. Знать бы теперь, как разрушить то, что построил сам и заставил принять — жестко и безапелляционно.

Глава 12

Мы с тобою идем — вечно, вечно.
Мы с тобою идем — вечно рядом.
Эта жизнь не ко всем бессердечна.
Но с тобой мне не встретиться взглядом.
Два пути, две судьбы, две дороги.
Нас оставили жить — и забыли.
Наше счастье стоит на пороге.
Мы с тобой никогда не любили.
Если хочешь — открой ему дверь.
Нет? Тебе ведь неплохо и так?
На одну всех девчонок теперь
Лишь последний меняет дурак.
Никогда не бываешь один:
То придут, то уйдут, вновь придут.
Но зато сам себе господин.
На ошейнике в загс не ведут.
Просыпаешься с новой другой.
От нее ты уйдешь в темноту.
Сколько было дорог, дорогой.
Ты же выбрал не нашу, не ту…
Буду прятать глаза ото всех,
Одиноко стоять на ветру,
Наблюдая за радостью тех…
Ничего, слезы только сотру.
Моя жизнь будет страшной, поверь.
Пусть в ней будут и дети, и муж.
Краски жизни твоей — акварель.
Я макаю кисть в черную тушь.
Так и будем идти — вечно, вечно.
Так и будем идти — вечно рядом.
Эта жизнь не ко всем бессердечна.
За счастливых других буду рада.

— Отчего же все так грустно? — поднимаю я взгляд от листочка и смотрю в ярко подведенные черным глаза. Это — творение Ани. Уже не такое депрессивно трагическое, как предыдущие стихотворения, но печали здесь тоже хоть отбавляй.

Ничего удивительного — возраст. Возраст, возраст… Интересно, а вот почему моя ситуация со Стасом так хорошо здесь описана? Тоже возраст? Сомневаюсь…