– Томас Венцлова говорил, что было некое антисоциалистическое соревнование…
– Ну, это, это он, конечно, как поэт, метафорически…
– Как это было?
– Стал выходить украинский вестник, который был аналогом «Хроники». Потом – «Хроника литовской католической церкви». Но, пожалуй, это были всего два таких аналога, да и то – «Украинский вестник» ограничивался Украиной, а «Хроника ЛКЦ» – вообще только церковными и религиозными делами в Литве. А мы писали обо всех.
Мое редакторское дело кончилось с моим арестом 24 декабря 1969 года.
– Первая приостановка выпуска «Хроники»…
– …Это было уже после того, как я свое отсидела и не была полностью в курсе всех дел. Поскольку в принципе, на комиссии психиатров, которая решала вопрос о моем потенциальном освобождении раньше, чем полагалось, сроков нет. Но всё-таки есть какие-то условные свои правила. Я сказала, что, в общем, я понимаю, что мне, матери двух детей, этим заниматься не надо. Я не осуждала ни демонстрацию, ни самиздат, но сказала – да, мне этим заниматься не надо. Поэтому если я этим занималась, то сугубо подпольно[37]…
– Первые разговоры о том, что надо остановить «Хронику», пошли еще летом 1972 года…
– …После чего они сказали: если выйдет еще один номер, арестуем Якобсона. И тут сердца остальных редакторов «Хроники» дрогнули. Толю Якобсона все очень любили… И «Хроника» прекратилась. Никто не знал, что это только приостановка, это мы узнали через полтора года. Ее не было полтора или почти полтора года[38].
Колодезь высох,
и рыцарь не у дел.
Цветущий посох
увял и облетел.
Журавль трухлявый
да ржавое копье.
Умри со славой,
а лучше без нее.
Как пел Державин
за клином журавлей:
«Почто заржавел,
о дивный соловей?»
Наталья Горбаневская
Со свободой печати плохо
Вообще, если бы в тот момент, когда, сидя за машинкой в чужой пустой квартире, я закончила первый выпуск, потом сделала к нему титульный лист – с вышеуказанным заголовком, подзаголовком и, главное, с текстом ст. 19 Всеобщей декларации прав человека в качестве эпиграфа (и этот эпиграф сохранился до конца!), – если бы тогда мне кто-нибудь сказал, что «Хроника» проживет пятнадцать с лишним лет, я была бы удивлена. Но если бы кто-нибудь мне сказал: «Она не проживет пятнадцать лет», – я бы ответила: «А почему? Почему бы ей не прожить пятнадцать лет? (…)
А что сейчас? Все мы знаем, что со свободой печати в России плохо. Плохо – в сравнении с девяностыми годами, когда свобода печати была полной. Мы знаем, что сейчас журналист в России может и погибнуть – от пули или яда «неизвестных преступников». Мы знаем, что власть полностью подчинила себе телевидение, почти полностью радио и, за немногими исключениями, бумажную прессу. Мы знаем и другое: что общество с удовольствием глотает выходящие огромными тиражами глянцевые журналы, а «марши несогласных», демонстрации, пикеты собирают горстку людей. И всё-таки пока это больше походит на какую-нибудь латиноамериканскую или африканскую диктатуру, чем на наши советские времена (о ленинско-сталинских я уж и не говорю). Одна из причин – а может быть, просто главная причина этого – существование Интернета