Пушкина чуть помедлила и тихо ответила:
— В светской среде ум не всегда заметен, да и не слишком нужен. Его заменяет этикет. Мой муж и не любил за это дворцовый круг — там ему было трудно блистать своим умом, своим гением.
Эдмон задал еще один осторожный вопрос:
— Ваш муж мог вырвать вас из этого опасного круга, увезти куда-нибудь в Москву, которую он любил и где его особенно любили и чтили… Или в какое-нибудь из своих поместий.
— Он считал бы это бегством, капитуляцией перед светом, который он презирал.
— В таком случае, получалось вроде заколдованного круга, — пожал плечами граф Монте-Кристо. — Он презирал «свет» и «свет» его ненавидел, толкал его к гибели… И добился этого в конце концов.
— Могу заверить в одном, господа, — совсем уже сухо и холодно сказала вдова великого поэта. — Что я ко всему этому совершенно непричастна.
— Может быть, его смерть повлекла за собой уменьшение ваших доходов, и вызвала затруднения в вашем быту? — с неизменной осторожностью осведомился граф Монте-Кристо. — Я был бы счастлив оказать вам помощь любого размера.
— Вы так богаты? — полунасмешливо спросила Пушкина, но уже без нотки любопытства.
— Вполне достаточно, чтобы отвечать за свои слова, — учтиво поклонился Эдмон и мельком перехватил одобрительный взгляд Гайде.
— Император приказал за счет своей казны, то есть государства, покрыть все довольно многочисленные долги моего мужа… За нашей семьей сохранены доходы от издания его произведений. Было бы по меньшей мере неблагодарно принимать при таких обстоятельствах помощь от богатых иностранных меценатов.
Эдмон одобрительно зааплодировал:
— Браво, мадам! Вы вполне достойны гордой и славной памяти вашего великого мужа. Я вижу перед собой наследницу римских патрицианок. Но все же, прошу меня простить за настойчивость. Я должен, я обязательно должен узнать как вы расцениваете роль Жоржа-Шарля Дантеса в вашей трагедии?
Госпожа Пушкина несколько секунд помедлила, видимо, чтобы наиболее точно и ясно сформулировать свой ответ.
— Мой муж, русский поэт Александр Пушкин, погиб от руки барона Жоржа-Шарля Дантеса де Геккерена, — отчеканила она, как если бы голос и тон ее принадлежали бронзовой статуе.
Так же могла бы ответить и парижская гильотина, если бы она обладала даром речи!
Граф Монте-Кристо с еще большей почтительностью поклонился вдове великого русского поэта. Участь Жоржа-Шарля Дантеса была решена этим ответом, приговор ему прозвучал в этих безжалостно точных словах.
— Благодарю вас, мадам, и от своего лица и от лица моей жены, — сказал Эдмон, сопровождая свои слова поклоном. — Теперь мы знаем, как относиться к этому человеку, пусть он окажется даже самым близким нашим родственником… Пусть даже братом.