Между собой переговаривались негромко, а то и вовсе предпочитали помолчать до гостеприимного входа в особняк.
Но зато уже там давали полную волю своим языкам и темпераментам.
— Остаются считанные недели! — восклицал то один, то другой. — Готовятся и республиканцы Вальдек-Руссо, и Тьера, и монтаньяры Ледрю-Роллена, и даже креатуры герцога Омальского — сынка Луи-Филиппа! А располагаем ли мы всем необходимым, и в первую очередь — деньгами, деньгами, деньгами…
Таково было содержание и суть почти всех разговоров, на разные лады ведшихся в гостиных и коридорах особняка в ожидании начала совещаний. Они и имели главным пунктом своей повестки изыскание денежных средств на проведение важнейшей выборной кампании: Франции впервые за всю историю ее предстояло избрать президента! Ни Дантон, ни Марат, ни Робеспьер не были президентами Французской республики. Они были «слугами народа», «гражданин-депутат» было у них высшим званием. А сейчас тридцатимиллионный французский народ призывался к избирательным урнам повсеместного плебесцита, чтобы персонально и определенно назвать главу исполнительной власти — президента.
Национальное собрание не единодушно пошло на этот шаг. Всем была ясна опасность такого всенародного вручения власти и ответственности некоему определенному лицу. Больше всех хлопотали о проведении плебесцита бонапартисты, в изрядном числе пришедшие в Национальное собрание, и теперь провалиться в плебесците означало бы для них полный крах всех их мечтаний и расчетов.
— Хоть из-под земли, хоть с облаков, хоть со дна моря, — но деньги должны быть раздобыты, — возбужденно гудели наполеоновские герцоги и генералы, сберегшие свои звания и титулы, но не сохранившие мешков с золотом и ларцов с драгоценностями. Или, быть может, просто наученные жизнью не рисковать, не расходоваться, очертя голову, на политику?
Перед началом совещания в личном кабинете претендента разыгралась довольно оригинальная сцена.
Луи-Наполеон Бонапарт, тот самый петушиного облика господин, который днем подходил к столику Эдмона в кафе «Режанс», стоял сейчас за своим столом, и грозно опершись на него руками, в упор спросил вошедшего к нему в кабинет Жоржа-Шарля Дантеса:
— Прошу безотлагательно, до каких-либо переговоров объяснить мне, барон Баверваард, кто этот человек, повергший вас сегодня в ужас? Настолько, что вы от него позорно бежали?
Жорж-Шарль не мог не ожидать этого вопроса и заранее подготовил ответ:
— Ваше высочество, это мой дальний родственник из рода Дантесов, к коим принадлежали и мои предки до получения в прошлом веке — из рук вашего незабвенного дяди, императора Наполеона I, также драгоценного баронского титула…