— Я обезумела от скорби, ваше высочество. Я слаба, я всего боюсь. Я не осознавала, что делаю… может, Господь вёл меня…
"Ваше высочество", не "братец". Догадалась, сообразила, пёс-Гектор уцелел и успел ей набрехать — притворяется дурочкой, умная сука. Издевается кротким тоном. Ну, ладно.
— Дорогая сестрица, вы ведь рисковали не только собой, вы рисковали и драгоценным младенцем, который должен стать нашим королём… неужели вы рожали здесь, в этом месте, столь неприспособленном для столь интимных и опасных дел? Одна, без ваших дам, без повитухи? Как же вы могли…
Вздохнула, провела рукой по лбу.
— Я не помню, ваше высочество, ничего не помню… у меня горячка… мне больно. Дайте мне глоточек воды, у меня все горит внутри…
Лживая сука.
Нагнулся, поднял ее с пола, встряхнул, — её лицо исказилось от боли, — прижал спиной к крылу изваяния.
— Амалия, где ваш ребёнок? Я ничего не имею против вас, я всегда вас любил, но то, что вы делаете — непростительно. Вы осознали, что ваше дитя — король или королева?! Куда вы его дели?
— Я пить хочу, ваше высочество… позовите священника…
Встряхнул снова, стукнул спиной о мраморные перья.
— Где твой ребенок, Амалия? Скажи — и напьёшься, и отдохнёшь. Ну!
С трудом подняла голову, в глазах — кроткое и неодолимое упорство.
— Я не помню, ваше высочество… кто-то унес… монашек в капюшоне… или женщина… я не помню… у меня горячка, прошу вас, дайте мне воды…
Невозможно дальше говорить из-под маски.
— Амалия, ты мне это скажешь или я выбью это из тебя. Это государственное дело, забота о престолонаследии для меня важнее, чем родственные чувства… Куда ты дела ребёнка, сумасшедшая наседка?!
Улыбнулась. Они с братцем — два сапога пара, королевская, будь она неладна, гордость. Ну, им недолго тосковать по разные стороны небес.
— Я не могу вам это сказать, ваше высочество, ибо не знаю. Я отдала ребёнка первому встречному, не спросив его имени. Он зашел в этот храм просить Божьей милости — и Бог вразумил его быть милостивым ко мне. Мне тяжело стоять, ваше высочество, и очень хочется пить. У меня горячка…
— Я его найду, Амалия.
— Ищи. Господь милосерд… Господа, рыцари, есть ли здесь хоть одна честная душа, которая даст женщине воды?!
Пока смотрела на его свиту, вытащил кинжал, воткнул между планками корсета, поддерживающего грудь. Не вскрикнула и не успела закрыть глаз. Дурни ахнули. Болван Хольм вскричал:
— В храме, ваше высочество! Перед ликом Господним! Женщину, королеву!
Положил тело на пол. Вытер лезвие ее замызганной юбкой.
— В чем дело, трусы? Она умерла от родов. Ребенок тоже умер. Так и сообщите всем. Государь Эральд разбился, упав с коня на охоте, а у государыни от скорби приключились преждевременные роды. Достаньте мёртвого младенца, пусть его покажут толпе. И ад с ним, с настоящим. Все младенцы — на одно лицо. Никакая сволочь не сможет доказать, что у нее живёт сынок или дочка Эральда. Нечем.