Лукас направил коня к ранчо. Мешок, висевший у его нога, зашевелился, и он усмехнулся: значит, кошка еще жива. Он сам не мог понять, зачем взял с собой эту тварь. Он нашел ее на ферме у Тусона, куда заехал за водой, и купить ее у фермера показалось ему вполне естественным поступком. В конце концов он везет кошку не Шерис, а Чарли.
Лукас не стал будить Мака и сам поставил лошадь в конюшню. Затем он выпустил кошку и стал наблюдать, как она бросилась отыскивать какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться. Что ж, Чарли вскоре почувствует ее присутствие, теперь у него появится своя женщина.
Когда Лукас вошел в комнату Шерис, Чарли заворчал, но тотчас понял, что от Лукаса пахнет кошкой, и замолк. Шерис не проснулась, даже когда он прогнал Чарли из комнаты и снова закрыл дверь.
У него было время посмотреть на спящую и полюбоваться ее красотой. Каждый раз это зрелище так действовало на него, и Лукас не пытался бороться с этим. Но вид кольца на ночном столике мгновенно остудил его жар.
Рассерженный, он с размаху сел на постель с намерением разбудить ее. И разбудил.
— Лукас?
Что прозвучало в ее голосе — радость? Нет. Скорее гнев. Ну и ладно. Почему это должно его огорчать?
— Как дела, голубушка? — спросил он.
— Как дела? — возмутилась Шерис. Она вскочила с постели, схватила пеньюар и отскочила в дальний угол комнаты. — Как ты смеешь спрашивать меня об этом после того, что сделал?
— Единственное, что я сделал, — это уехал ненадолго.
— Я не об этом говорю! — огрызнулась она. — Можешь снова уезжать, мне все равно. Ты обманул меня. Я сочла бы эту нелепую церемонию дурным, сном, если бы Мак не стал теперь называть меня миссис Холт!
— Значит, в твоих глазах действительно был панический страх, когда я представлял тебя священнику. А я-то пытался убедить себя, что это только удивление.
Его сарказм заставил Шерис замолчать. О, почему этот разговор произошел именно сейчас, когда она еще толком не проснулась? Она не была готова признаться ему во всем. Ей хотелось только убедиться в том, что, когда Сэмюэл Ньюкомб привез к ним священника, Лукас расстроился даже больше, чем она.
— Это было только удивление, Лукас, — сказала она , более сдержанно. — Но ты же знаешь, я не люблю сюрпризов.
— Кажется, ты употребила другое слово — «обман»!
— А что же еще я должна почувствовать? — защищаясь, спросила она. — Я была сама не своя в тот день. Напилась этого ужасного варева Уиллоу. Была напугана до полусмерти полудюжиной индейцев, не говоря уже о твоем брате. И в добавление ко всему… Ладно, не важно, — спохватилась она. — Боже, я не могу припомнить и половины событий, происшедших в тот день!