— Знает ли он, в каком ты положении? — проницательно спросил Гиберт.
— Нет, — призналась она, посмотрела на рыцаря и отвела глаза. — Я не дам ему повод для того, чтобы меня насильно вернули в Круел.
— Я молюсь о том, чтобы он тебя отпустил, — вздохнув, ответил Гиберт. — Если же нет… — он покачал головой, — да поможет нам Бог.
В течение следующих дней у Леони вызывали опасение те же сомнения, которые волновали Гиберта, поскольку она считала, что Рольф немедленно прискачет в Першвик, но она сильно заблуждалась. Проходили дни и недели, но он так и не приехал. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой несчастной.
После двух недель такой жизни Леони распорядилась открыть ворота Першвика, и жизнь пошла своим чередом. Она отправила домой воинов, которых попросила прислать из других своих крепостей, но держала тяжеловооруженных всадников в состоянии готовности. Склады были полны плодами недавно убранного урожая, так что о припасах не надо было беспокоиться. Время медленно тянулось, и вместе с ним уходила ее последняя надежда. Прошло почти четыре недели после ее отъезда из Круела. Леони была на третьем месяце беременности, талия ее раздалась, и платья едва скрывали это. Она испытывала отвращение, поскольку раньше намеревалась предъявить Рольфу ультиматум, не вовлекая в раздоры будущего младенца.
В один не по сезону теплый день она стояла на стене и наблюдала, как ее муж приближался к крепости. Сразу за ним скакали четыре рыцаря. Но дальше разворачивалась такая картина, что она замерла.
— Пресвятая Богородица, он привел все свое войско!
Похоже, на Першвик шел отряд в тысячу человек.
Он остановился на достаточном удалении, где его не могли достать стрелы защитников Першвика. Значило ли это, что Рольф действительно ожидал, что будет сражение?
— Я предупреждал тебя, моя госпожа, — горестным тоном произнес ее друг и вассал сэр Гиберт.
Леони оторвала взгляд от устрашающего зрелища у подножия стены и даже не попыталась скрыть от сэра Гиберта своего страха.
— Я прикажу открыть ворота, — заявил он.
— Нет, — бросила она в ответ, и его лицо исказилось страдальческой гримасой.
— Леони, ради всего-святого, о чем ты думаешь? Тут уже не до женского упрямства. Твой господин не шутит.
— Повторяю, он не нападет, — стояла на своем Леони. — Он привел свое войско, только чтобы напугать меня.
— Рассчитывая на это, ты ставишь жизнь всех нас под угрозу! — вскричал он.
— Гиберт, прошу тебя, — взмолилась Леони. — Сейчас здесь будет решаться моя судьба. По крайней мере, дай мне выслушать, что он скажет. Если ты выдашь меня ему, не дав мне такой возможности, он ни за что не поверит, что обязан считаться с моими чувствами.