— И выполнил обещание. Меня не было два с половиной месяца, по-моему, вполне достаточный срок.
— Значит, я должна благодарить судьбу за то, что забеременела — недалек тот день, когда я стану толстой и неуклюжей, потеряю в твоих глазах всякую привлекательность. Тогда тебе волей-неволей придется найти другую! — ехидно ответила Беттина, натягивая платье.
Тристан, хмурясь, потянулся за одеждой. Что если ребенок родится темноволосым, а еще хуже, белокурым и синеглазым, в мать? Тогда он никогда не узнает правды.
— У вас такой обеспокоенный вид, капитан, — уколола Беттина, нагнувшись, чтобы набрать букет ярко-фиолетовых цветов. — Затрудняетесь решить, кто может послужить мне заменой?!
Тристан окинул девушку долгим взглядом. Странно, она выглядела точно так же, как перед его отъездом: стройная, худенькая фигура, маленькая грудь.
— Я видел Малому, — заметил он, пропустив мимо ушей ехидный вопрос. — Она сильно располнела, но ты… почти не изменилась. Уверена, что забеременела четыре с половиной месяца назад? Может, гораздо позже?
Беттина весело рассмеялась; шаловливые искорки плясали в синих глазах.
— Ты хотел этого, правда? Тогда не осталось бы сомнений, что ребенок твой. Ну что ж, жаль тебя разочаровывать, Тристан, но мои вычисления верны. Теперь, если не возражаешь, я собираюсь вернуться в дом.
Тристан схватил девушку за руки так, что цветы посыпались на траву:
— Но ты утверждаешь, что ребенок мой? — требовательно спросил он.
— Я уже говорила тебе.
— Ты сказала, что солгала насчет де Ламбера, но, возможно, лжешь именно сейчас?!
— Верь всему, что пожелаешь, Тристан! Я уже сказала — мне это безразлично!
— А мне — нет! — закричал Тристан дрожащим от гнева голосом, сильно сжимая запястья девушки. — Ради Бога, Беттина! Не могу больше это выносить! Поклянись, что ребенок мой!
Боль и ярость в глазах Тристана едва не поколебали решимость Беттины. Ей почему-то очень захотелось увидеть облегчение на его лице, облегчение, которое она одна могла дать ему. Но тут девушка вспомнила, что намеренно заронила сомнение в душу Тристана, надеясь заставить его страдать. Нет, не видать ему ни мира, ни покоя! Какая достойная месть за всю боль, которую он причинил ей.
— Я каждый раз клялась, Тристан, но только потому, что ты не давал мне выбора. Зато теперь он появился, и я предпочитаю ни в чем не уверять тебя. Достаточно и того, что уже сказала: этот ребенок — твой.
— Проклятье! — взорвался Тристан; голубые глаза напоминали теперь кристаллики льда. — Если немедленно не поклянешься, значит, беззастенчиво лжешь! Отец ребенка — Ламбер!