Все трое они не были готовы к этому. Тем лучше. Сейчас каждому из них предстоит подумать о многом, о прошлом и особенно о будущем.
Костя был уверен, что именно об этом думает сейчас Зойка, дожидаясь их на аэродроме, думает Миша Белкин, лежащий на носилках в пассажирском отсеке.
…Вертолет стриг тайгу, ныряя в низины, вихрем проносясь над каменными распадками, колотым дробным грохотом будоража уснувшие листвяжники, голое чернолесье осинников. Костя держал устойчивую связь с аэродромом, передал по радио просьбу доктора: необходим самолет, капитан Белкин должен быть сразу же отправлен в окружной госпиталь на операцию.
Посадочный знак был выложен на краю аэродрома, у самой опушки, — там же стоял готовый к полету АН-2. Несколько военных и две женщины в цветных болоньях ждали вертолета.
Со всей осторожностью Костя мягко притер машину, выключил двигатель, устало откинулся на сиденье. Страшно хотелось курить. Машинально взглянул на часы: оставалось не более двух часов светлого времени. АН-2 может еще поспеть в область.
Он намеренно замешкался в кабине и вышел последним — его пугала встреча с Зойкой.
Все выглядело буднично: неторопливые расспросы, обычные рукопожатия, озабоченные лица. И только разговаривали не как всегда, а вполголоса, словно боялись разбудить спящего. И еще среди всех выделялись широко раскрытые глаза художницы, в них страх, смятение, растерянность.
Назойливо и тонко гудел вентилятор в кабине, который Костя забыл выключить, и это было как звенящая струна.
Над носилками, поставленными на расстеленный брезентовый чехол, склонилась Зойка. Она что-то говорила Белкину, поминутно отбрасывая со щеки мокрую прядь волос. Моросил мелкий дождь, но Костя только теперь обратил на это внимание.
Она подняла голову, обвела взглядом стоящих поодаль мужчин, кивнула кому-то. «Иди, — подтолкнул Костю в спину подполковник Карягин, — ну иди же!»
Костя торопливо подошел, ткнулся коленками в запятнанный маслом брезент и вдруг почувствовал громадное облегчение, будто только что свалил с плеч тяжелую и неуклюжую ношу. Он смотрел на Белкина и видел только темные искорки зрачков. В них было столько тепла, искренности, что сразу улетучились все недавние Костины сомнения.
— Растряс ты меня! — усмехнулся Белкин. — Как по кочкам.
— Говори спасибо и на этом, — в тон отозвался Костя.
— Да уж говорю. Слушай, у меня к тебе просьба: завези ты ей уголь и дрова на зиму. Я, наверное, долго там проваляюсь. Сходи в КЭЧ и выпиши наряд, а машину в батальоне попроси. Организуй.
— Сделаю.
— И вообще… — тихо сказал Белкин, медленно переводя взгляд с Зойкиного мокрого лица на Костю. — И вообще…