— Уыыы, — пропел он нежно. — Уааа…
— Может, — Себастьян попытался вывернуться из нежных, но крепких объятий, — не надо «уааа»?
Казик был не согласен категорически.
— Ыыыргых! — Он вытянул нижнюю губу и, наклонившись к уху, томно засопел.
От сопения у Себастьяна волосы на затылке шевелились.
— Улыбайтесь! — велел фотограф. — Обнимите его за шею!
Сам бы и обнимал, если такой умный… но Себастьян оскалился и обвил могучую шею Казика руками.
— Уугу! — одобрительно сказал тот. — Агррра!
Лолочка целиком выбралась из пещеры и села на ледяную глыбину, всем своим видом демонстрируя негодование. В мужчинах она разочаровалась, и крепко. Стоило отвернуться на секундочку, отвлечься, можно сказать, по своей девичьей надобности, как тут же появляется какая-то страшидла немочная, которая почти-жениха и уводит.
А он, разом позабыв про Лолочкины многопудовые прелести, знай себе щупает страшидлу эту и ласково так что-то на ушко шепчет. Уже и блох искать полез.
И выражение морды при том самое что ни на есть идиотское.
— Ах! — Лолочка испустила громкий вздох и лапу выставила.
Лапы у нее были удивительно длинными, поросшими мягкой густой шерстью. Блохи в ней водились крупные, сытные и приятно щелкали под пальцами.
Но неверный Казик невесту и взглядом не удостоил.
— Орм! — Склонившись над темной головой разлучницы, он старательно копошился, надеясь отыскать хотя бы крошечную, самую завалящуюся блоху.
Себастьян терпел.
Как ни странно, но Казиковы пальцы волосы перебирали бережно, не дергая и не выдирая. А на морде ледяной гориллы было выражение предельной сосредоточенности.
— Уууй! — Лолочка томно сползла с камня и потянулась, демонстрируя прямую спину. Перевалившись на бок, она застыла в позе ожидания, устремив взгляд куда-то в сторону…
И Казик все ж обернулся.
Лолочка была хороша… крупная, приятно полнотелая, она пахла льдом и влажной шерстью, которая сразу привлекла Казиково внимание.
Ну и еще голый бледно-голубой живот, который Лолочка поглаживала.
— Ах… — Она взмахнула рукой, и когти ее скользнули по ледяной глыбине, издав душеволнительный звук, от которого Казиково сердце затрепетало. Он качнулся было, почти выпустив добычу из рук, но в последний момент передумал.
Лолочка была прекрасна.
Но капризна.
Он уже устал ходить возле пещеры, носить к ней и сосульки, и куски льда, которые, демонстрируя силу и стать, раскалывал о собственную голову. Нет, голова не болела, но болели плечи, потому как куски Казик со всей ответственностью выбирал крупные, солидные.
А Лолочка только отворачивалась.
— Урм. — Он решительно повернулся к Себастьяну и, заглянув в глаза, произнес: — Агху!