Остановились у белого алтарного камня, над которым висел простой медный колокольчик. Звук его разнесся по храму, и огоньки задрожали…
…нет надежды.
Почти нет… жрец не имеет права связывать судьбы против воли…
— Кто ищет милости богини? — Жрец выступил из-за ширмы, которая почти сливалась со стеной. Он был молод.
И тоже нервничал.
Оглядывался на дверь, которую пан Острожский предусмотрительно запер.
Жрец то и дело вытирал ладони о полы бирюзового своего одеяния и трогал вышитых на нем голубей.
— Мы ищем, — ответил за двоих пан Острожский и скривился.
— Для чего?
— Чтобы просить богиню в милости своей связать две судьбы воедино. — Он даже поклонился, забыв, правда, снять шляпу. И жрец поморщился, но замечание проглотил.
— Я не прошу, — сказала Евдокия.
Пан Острожский сдавил руку, предупреждая, что следует молчать. Но молчать Евдокия не собиралась.
— Этот человек — преступник…
— Дорогая, — пан Острожский закрыл ей рот, — поверь, что здесь это никому не интересно… преступник, жертва… все проплачено.
И жрец отвернулся, покраснев.
Проплачено.
Подготовлено. И Евдокии остается смириться? Ну уж нет! Евдокия смиряться не собирается. Жаль, что единственное, на что она еще способна, — укусить пана Острожского…
— Осторожней, дорогая, — он руку отдернул, — этак и без зубов остаться недолго.
А потом, наклонившись к уху, пообещал:
— Скоро ты, Евдокиюшка, сапоги мне вылизывать будешь и при том от счастья мурлыкать…
— Гм… — Жрец вытащил из-под алтаря массивную книгу в кожаном переплете, чернильницу и стальное перо. — Прошу жениха положить руку на камень…
Пан Острожский представился громко.
И недовольно глядел, как жрец пишет, а тот не торопился, тщательно выводя каждую букву.
— Если будет суд, то записи станут проверять, — пояснил он. — Не хватало, чтобы из-за описки брак признали недействительным.
Этакий аргумент пан Острожский счел достаточно веским…
— Теперь невеста…
Евдокия убрала руку за спину, понимая, что ничего-то этим глупым детским сопротивлением не изменит. И пан Острожский с радостью руку сдавил, едва ли не выломал.
— Ну же, дорогая, проявите благоразумие, — оскалившись, произнес он.
И прижал Евдокиину ладонь к камню, который начал медленно нагреваться, меняя цвет с белого на красный… а потом на синий.
Жрец, писавший под диктовку пана Острожского, перо отложил, книгу закрыл и под алтарь убрал.
— К сожалению, — сказал он безо всякого сожаления, — я не могу заключить этот брак.
— Что?
Евдокия руку с камня на всякий случай убрала.
— Дело в том, что панночка… панна Евдокия уже состоит в браке…
— Что?! — С Евдокией, конечно, за последнее время много всякого произошло, но вот замуж она точно не выходила. Или…