Джорджина с трудом заснула в ту ночь, а очнулась от голоса капитана:
— Шевели ножкой, Джордж!
На морском жаргоне это означает, что надо вскакивать с постели и приниматься за дело. Она открыла глаза, зажмурилась от яркого дневного света и поняла, что давно пора вставать.
Слава Богу, капитан был уже одет, пусть и не полностью, однако брюки и чулки — это все же лучше, чем ничего. А пока Джорджина приходила в себя, он успел надеть черную шелковую рубашку, по фасону напоминающую белую, в которой был вчера, но не зашнуровал ее спереди. Увидев его в черных брюках и черной рубашке, Джорджина подумала, что если ему вдеть серьгу в ухо, этот человек вполне сошел бы за пирата, и вдруг замерла, в самом деле увидев маленькую золотую серьгу, едва поблескивающую из-под белокурых, всклокоченных после сна и еще не причесанных локонов.
— У вас серьга!
Он вскинул на нее ясные зеленоватые глаза и высокомерно, как считала Джорджина, поднял бровь.
— Заметил? И что ты об этом думаешь? Она еще не вполне проснулась, поэтому у нее не хватило Сообразительности скрыть свою откровенность.
— Это делает вас похожим на пирата. Его улыбка показалась ей озорной.
— Ты так считаешь? Я и сам кажусь себе лихим мужчиной.
Джорджина едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, и с любопытством спросила:
— А зачем вы носите серьгу?
— А почему бы и нет?
И действительно, какая ей разница, если он хочет походить на пирата?
— Ладно, Джордж, поторапливайся. Пол-утра уже позади.
Она стиснула зубы, несколько раз качнулась в койке и спрыгнула на пол. Капитану, видимо, доставляло большое удовольствие называть ее Джордж, ибо он чувствовал, что ее это раздражает. Имя и в самом деле звучало по-мужски. Она встречала мужчин по имени Джордж, которых уменьшительно звали Джорджи, но знавать женщин, носящих уменьшительное имя Джордж, ей не доводилось.
— Не привык спать на подвесной койке? Она сердито взглянула на капитана: ей уже основательно надоели его предположения.
— Вообще-то говоря…
— Я слышал, ты ворочался всю ночь. Нужно сказать, что из-за скрипа этих подвесок я несколько раз просыпался. Если ты будешь так ворочаться, Джордж, то будешь спать на моей кровати, чтобы меня не беспокоили всякие скрипы.
Она побледнела, хотя говорил он это таким тоном, словно ему самому не по душе эта идея. Но у нее не было сомнении, что он непременно воплотит ее — в жизнь, сколько бы она ни протестовала. Но только через ее труп!