— И о чем книжка? — зевнула я.
— О, эту принцессу казнили по обвинению в колдовстве. Она прокляла своего отца, отчего тот скончался в муках.
— За что прокляла? — семейные проклятия почему-то всегда вызывают интерес.
— Король велел казнить ее любовника, от которого принцесса ждала ребенка. Он планировал выдать ее замуж за принца из соседнего государства. В итоге, принцесса прокляла отца, Уильяма Славного, а когда тот умер, на трон взошел Вильгельм Кривоокий, его брат-близнец. Он был настолько огорчен смертью брата, что велел казнить свою племянницу, а также всех врачей, которые не смогли спасти Уильяму жизнь А вскоре после этого разразилась война: первым пало соседнее государство, и всю свою оставшуюся жизнь Вильгельм воевал, захватывая земли соседей.
— А за что его звали Кривооким?
— Еще в детстве их отец велел рассечь одному из братьев лицо и оскопить его, чтобы король был один, а другой не пытался строить ему козней.
— Жестоко, — поежилась я, представив, как «любящий» отец собственноручно калечит пухлые детские щечки.
— А то, — ликовал Степан, не замечая выражения моего лица, — Историки писали, что Уильям Славный отравил своего отца, чтобы занять трон, а когда 20 лет спустя его собственный сын попытался свергнуть его, вспорол несчастному брюхо. Да и Вильгельм, которого все считали добряком, на поверку оказался похлеще брата. Ходили слухи, что он частенько брал к себе на ночь молоденьких служанок и оруженосцев, а наутро скармливал их тела собакам. Не мог, бедняга, вот и отрывался помаленьку.
Степан плотоядно улыбался, а меня едва не тошнило. Нет, чтобы девушке красивую историю рассказать — только мерзость всякую.
Я молча цедила выдохшееся шампанское, пока Степан старательно обыскивал взглядом «все мои трещинки», и самое лучшее, что произошло в следующие несколько минут, был бой курантов и одуряющий визг «С Новым годом!».
Хозяин дома умчался запускать салюты, а я легонько прикоснулась бокалом к раме.
— С новым годом, принцесса!
Когда девушка на картине моргнула, я поняла, что пора искать укромный уголок и завалиться спать.
Но, видать, в эту самую ночь задуманное сбывалось у всех, кроме меня. Едва я забрела в тихую комнату, где стоял вполне приличный диван, застланный премиленьким пледом в клеточку, как следом за мною ввалился Степан, благоухающий порохом и перегаром.
— Наконец-то одни! — шумно выдохнул он, расстегивая рубашку. Видок у него был неважный: глаза красные, в уголках губ отвратительно пузырилась слюна.
— Да пошел ты! — я схватила плед и демонстративно улеглась на диван.