— Тебе нравится твой новый дом, мама? — вдруг спросила Юкки.
Рука Нозоми дрогнула, едва не выронив гребешок.
Щелкнул выключатель, и свет погас. Однако за окном уже было светло. Щебетали птицы. Гудели пчелы. Персики цвели густым розовым цветом. Занавески на окнах зашевелились, пропуская в комнату поток свежего воздуха.
— Хороший… дом, — выдавила из себя Нозоми.
— Ты ведь больше не оставишь меня одну, мама?
Молодая женщина почувствовала, как на нее уставились сразу несколько пар глаз. Юкки, Саши, незнакомой маленькой девочки и хозяйка, чье лицо нарисовалось в оконном проеме и замерло, будто напряженно ожидая ответа.
— Не оставлю.
Нозоми обняла Юкки за плечи и поцеловала в макушку.
Губы хозяйки дома расплылись в мимолетной улыбке. Лицо ее померкло и медленно растворилось в лучах утреннего солнца.
Младшие девочки соскочили с кровати и попросились в сад.
— Ноа, ты уверен, что они зашли именно в этот дом?
Ноа с некоторым удивлением рассматривал облезшие стены, разбитые оконные рамы, черные когтистые ветви сухого персика, грозившего свалиться на обветшалый домик при первом же порыве сильного ветра.
— Вчера это выглядело по-другому…
Мать Нозоми едва слышно хмыкнула.
— В этом доме не живут уже несколько лет. Никто не хочет его покупать, а местные обходят стороной. Нозоми не могла сюда зайти. Тем более, ты видел свет. Электричество здесь давно обрезали.
— Что это за дом? — настаивал Ноа.
— Когда-то в доме жила вдова с двумя дочерьми. Женщина работала по ночам, оставляя младшую дочь под присмотром старшей. Однажды та не уследила, и малышка утонула в ванной. Тогда разгневанная мать заперла дочь в комнате с телом сестры и не открывала дверь целую неделю. Соседи слышали, как девочка кричала и молила выпустить ее. Но вдова обезумела от горя и не желала ее щадить. В конце концов соседи вызвали полицию. Дверь открыли. Но было поздно: у девочки остановилось сердце.
— Ужасно, — пробормотал Ноа, — А что стало с матерью?
— Ее забрали в психиатрическую клинику. Но долго она не прожила: в тот же год ее не стало.
Ноа стоял, опустив голову, и смотрел себе под ноги. Он не мог простить себе, что не пошел тогда за ними. Но он боялся услышать от Нозоми, что она его ненавидит. Поэтому и остался ждать до утра. Может, за ночь Нозоми сумеет немного остыть…
— Иди домой, Ноа, — сухо сказала теща, — Если Нозоми не хочет тебя видеть, она сумеет скрыться: уж я-то знаю свою дочь.
Ноа молча кивнул, но не сдвинулся с места. Теща поджала губы и повернулась к нему боком.
— Оставь ее, Ноа. Нозоми уже дважды прощала тебя. Если не можешь любить только одну женщину, значит, иди на все четыре стороны и живи своей жизнью.