Абалай знает, какой это страшный грех — убить. Абалай убил человека.
Этой ночью Абалай решил оторваться от земли.
Правда, на просторах равнины, единственной ему известной, не сыщешь колонн, он если и видел что-то похожее — только колоннаду в церкви Сан-Луис-де-лос-Венадос.
Вспоминается, как в детстве лез на дерево, спасаясь от материнской взбучки. Надо признать, что и сейчас его тянет к тому же: бежать своей вины, найти, куда забраться.
Но теперь это не спасет. Даже раскидистый омбу, если укрыться в его высокой густой листве. Обнаружат, побьют камнями, пусть и не догадываясь об истинной причине, лишь из-за странной манеры поведения. Да и хлебной корки никто не подаст.
Сознательно и твердо дает себе зарок — отделиться от земли и вести покаянную жизнь. Он убил, убил люто. И не забудет взгляда мальчонки, видевшего, как он убивает отца, — одно из немногих воспоминаний, оставшихся с той хмельной ночи.
Но терзания не дают покоя. Торопят пуститься в путь. Гонят прочь (с места на место).
Только как подражать тем, давним, о ком сказывал священник?
Монах говорил, что они влезали верхом на колонну. Он, Абалай, человек конный. Спозаранку, едва брезжит заря, Абалай садится верхом на гнедого.
Ласково теребит холку, спрашивает: «Вынесешь?». Полагает, что товарищ согласен, и, пока они идут легкой рысью, предупреждает: «Пойми, это не на один день… Навсегда».
Первый день прошел в добровольном голодании, второй — в мучительных мыслях о еде и о том, как не ломать над этим голову.
Нашел и отраду. День воздержания очищает кровь, говорил себе в утешение.
Потом голод разыгрался не на шутку, столь безудержно, что наступило отчаяние: кто поможет, да и вообще, удастся ли выполнить задуманное?
Дым подсказал дорогу. Абалай подъехал к ранчо. Тушу разделали недавно, мясо жарили прямо во дворе. Просить не пришлось. Лишь обратили внимание, что он упорно отказывается расположиться удобнее, с пастухом и его семьей. Как бы то ни было, подали щедрую порцию, насаженную на его собственный нож.
Он понимал — сегодня случай особый. Ему радушно поднесли угощение, в котором без лишних вопросов никогда не отказывают любому путнику. Так бывало и раньше в его скитаниях. Но отныне это могло стать каждодневной потребностью, и гордость от его нового состояния померкла.
Все больше одолевали тяготы, какие он мог предвидеть, какие открывала ему нужда.
Впредь приходилось полагаться на выдумку, а где хитрость не помогала либо маячил риск отступить от замысла, Абалай искал наставления в рассказе священника.
Ранчо в этой глуши попадались редко, да он и не набивался в нахлебники. Следовало запастись съестным, провизией, деньги еще оставались. Охотиться? Да, но как приготовить мясо? Плоды? Здешняя природа ими не баловала.